Поскольку необходимо заранее предугадать, елико возможно, насколько успешными могут быть предпринимаемые действия, дабы не ошибиться на этот счёт, а мудрость и прозорливость человеческая всегда имеют свои пределы, за которыми ничего усмотреть не могут, ибо лишь Богу дано видеть конечную цель вещей, то часто достаточно знать, что задуманные планы справедливы и осуществимы, чтобы взяться за них с полным основанием.
Бог содействует всем делам людей, оказывая общую поддержку их намерениям, а от них зависит поступать во всех случаях по своей воле, руководствуясь благоразумием, коим снабдила их Божественная Премудрость.
Но когда речь идёт о великих свершениях, касающихся правления народами, то по исполнении своего долга, состоящего в том, чтобы, широко открыв глаза, выбрать наилучший способ действий, и по самом зрелом размышлении, на какое только способен ум человеческий, люди должны положиться на благость Духа Божия, который, внушая им иногда вечные истины, содержащиеся в Его установлениях, ведёт их как будто за руку к их собственным целям.
ГЛАВА V,
Существует банальное утверждение, – истинность коего подкрепляется тем фактом, что во все времена оно было на устах и в мыслях всех людей, – что наказание и награда – суть две самые важные вещи для руководства государством.
Бесспорно, что даже если бы при управлении государствами не придерживались никакого принципа, кроме того, чтобы быть непреклонным в наказании навредивших им и добросовестным в награждении принёсших им сколько-нибудь значительную пользу, то государства управлялись бы надлежащим образом и в них не осталось бы человека, который не исполнял бы свой долг из страха или надежды.
Я отдаю приоритет наказанию перед наградой, ибо если бы пришлось отказаться от одного или другого, то лучше было бы обойтись без награды, чем без наказания.
Поскольку к добру надлежит стремиться из любви к самому себе, то, рассуждая со всей строгостью, не следует награждать того, кто к нему склоняется. Но поскольку нет такого преступления, которое бы не нарушало того, чему мы обязаны следовать, то нет и такого, которое бы не принуждало к достойному наказанию за неповиновение, и обязанность сия настолько непреложна, что во многих случаях нельзя оставить безнаказанным один проступок, не совершив тем самым нового.
Говорю о проступках, умышленно наносящих вред государству, а не о многих других, совершённых случайно или в результате неудачного стечения обстоятельств, и к поступкам второго рода государи могут и часто должны проявлять снисхождение.
Прощать в подобных случаях – дело похвальное, тогда как не наказывать за серьёзные проступки, в каковом случае безнаказанность даст волю разнузданности, означает допускать преступное бездействие.
С этим согласны как богословы, так и политические философы, и все они придерживаются мнения, что в некоторых ситуациях, когда обычный человек поступил бы дурно, не даровав прощения, те, кому поручено осуществлять государственное управление, также совершили бы непростительную ошибку, если бы вместо сурового наказания выказали снисхождение.
Опыт учит тех, кто долго вращался в свете, что люди легко утрачивают память о благодеяниях, а когда они ими осыпаны, то желание иметь ещё больше часто делает их и честолюбивыми, и неблагодарными; а ещё он учит, что наказания – вернейшее средство удержать каждого в рамках своего долга: о них не забывают, поскольку они воздействуют на наши чувства, а оные у большинства людей сильнее, чем разум, который над многими совсем не властен.
Проявлять суровость к людям, выставляющим напоказ своё презрение к государственным законам и установлениям, означает действовать на благо общества, и нет худшего преступления против общественных интересов, чем проявление поблажки к тем, кто оные нарушает.
Наблюдая многочисленные заговоры, мятежи и бунты, происходившие в королевстве в моё время, я ни разу не видел, чтобы безнаказанность когда– либо побудила хоть кого-нибудь исправиться естественным путём, освободившись от дурных наклонностей. Напротив, все они принимались за старое и зачастую во второй раз с более ощутимыми последствиями, чем в первый, ибо набирались опыта.
Из-за снисходительности, которую до настоящего времени проявляли в королевстве, оно оказывалось подчас в весьма тяжёлом и прискорбном положении.
Поскольку проступки не подвергались наказанию, каждый превратил свою должность в ремесло и, не заботясь о том, что был обязан делать, дабы надлежащим образом её исполнять, прикидывал лишь, как бы извлечь из неё побольше выгоды.
Древние полагали, что опасно жить при государе, который всегда неумолимо применяет закон со всей строгостью, но они же замечали, что ещё опаснее жить в государстве, где безнаказанность открывает дорогу всякого рода своевольствам.