Политика

— Не знаю, насколько нарушен график ввода станции в эксплуатацию. В отличие от Скалла, я всегда основываюсь на том, что мне известно. Однако он прав, говоря о необходимости укрепить службу безопасности. Мы глубоко ошибаемся, если думаем, что группа «Меч» создана исключительно для охраны деловых интересов корпорации.

— Отсюда я делаю вывод, что, на твой взгляд, нам нужно подкрепление, заметила Меган.

— Совсем необязательно. Я предпочитаю сохранить службу безопасности в теперешнем составе, только повысить уровень готовности и сосредоточить внимание на мерах предосторожности. Можно многого достигнуть с помощью...

Чириканье телефона, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, заставило его прервать фразу.

Меган посмотрела на Блакберна.

— Ты не думаешь, что это Скалл, а? Неужели у него хватит наглости звонить тебе в квартиру, чтобы отыскать меня?

— Не исключено. — Макс пожал плечами, потянулся к телефону, и на мгновение его рука застыла на трубке. — Если это и вправду Скалл, хочешь, я выругаю его?

— Если звонит Скалл, то я выругаю его сама, — ответила Меган.

Он улыбнулся и поднял трубку.

— Слушаю.

— Макс, извини, что беспокою тебя. Я знаю, что сейчас в Калининграде еще раннее утро. Но у меня очень важное дело, — произнес голос на другом конце телефонного канала.

— Нет-нет, все в порядке. — Блакберн повернулся к Меган, закрыл ладонью микрофон трубки и прошептал:

— Это Гордиан.

На ее лице появилось странное выражение. Неужели это ему показалось или невозмутимая Меган Брйн действительно выглядит взволнованной? Внезапно он вспомнил слухи, что она будто бы томилась по Роджеру с того самого дня, как поступила на работу в корпорацию. Вдруг это правда? Но даже если это и так, какое ему дело до этого? И почему он должен испытывать чувство ревности?

— Макс, ты помнишь группу, за которой следил Пит? — Гордиан явно старался выбирать слова. — Ее члены помешали вечеринке в канун Нового года.

— Да.

— У нас есть их описания, места выезда и места въезда, — сказал Гордиан.

Блакберн выпрямился.

— Думаю, мне лучше поговорить с тобой из своего кабинета — там более защищенный канал связи. Сейчас я положу трубку и перезвоню тебе.

— Жду — ответил Гордиан, и связь прервалась. Блакберн сбросил простыню, встал и поспешил к шкафу за одеждой.

— А у тебя что за пожар? — спросила Меган.

— Одевайся, — сказал Макс, натягивая брюки. — Расскажу по дороге.

Глава 36

Кремль, Москва, 1 февраля 2000 года

Когда Иван Башкиров вошел в кабинет, Старинов стоял у окна спиной к двери, наблюдая за тем, как лучи солнца ослепительно сверкают на золотых куполах Успенского собора. На огромном красного дерева письменном столе российского президента лежала папка. В правом верхнем углу была четкая надпись «Совершенно секретно».

Неслышно закрыв за собой дверь, Башкиров прошел вперед по роскошному бухарскому ковру с великолепным орнаментом. Как всегда, он испытывал чувство благоговения при мысли о Древней истории этого здания. Сколько царей и министров стояли здесь на протяжении веков, подобно тому как стоят сейчас Старинов и он?

— Здравствуй, Иван, — произнес Старинов, не поворачивая головы. — Ты как всегда, точно вовремя, минута в минуту. Ты единственный человек из всех, кого я знаю, чья пунктуальность может сравниться с моей собственной.

— Старая военная выучка, — ответил Банкиров. Старинов кивнул. Он так сильно сжимал руки, что пальцы побелели от напряжения.

— Хочу поговорить с тобой о докладе, — произнес он хриплым голосом. — Ты прочитал его?

— Да.

— Это еще не все. В американском Конгрессе рассматривается проект закона, согласно которому президент будет обязан прекратить всю продовольственную помощь нашей стране и в конечном счете ввести полное экономическое эмбарго. Все деловые отношения между нашими странами будут заморожены.

— Я знаю.

— Избежать этих санкций, как мне сообщили, можно в том случае, если я привлеку к ответственности человека, который, по мнению американцев, стоит во главе гнусного заговора и несет ответственность за террористический акт, повлекший за собой такие ужасные последствия. Человека, который, вне всякого сомнения, заслуживает самого сурового наказания, если удастся доказать выдвинутые против него обвинения.

В кабинете на несколько минут воцарилась тишина. Башкиров стоял неподвижно, словно каменное изваяние. Глаза Старинова смотрели не отрываясь на купола собора, похожие на корону.

— На этот раз, — снова заговорил он, опустив голову, — я хочу быть так же уверенным в своей правоте, как и в дни молодости. Почему рано или поздно нами овладевает чувство неуверенности и мы сходим в могилу, зная меньше, чем в то время, когда были детьми?

Башкиров молчал, глядя Старинову в спину.

— Давай покончим с этим, — сказал он наконец. — Если ты хочешь спросить меня, спрашивай. Старинов покачал опущенной головой.

— Иван...

— Спрашивай.