Политика и совесть

Конструируя универсальный образ мира, современная наука тем самым проламывается через границы мира естественного, который она может воспринять лишь как тюрьму предрассудков, из которой мы должны вырваться на свет объективно установленной истины. Естественный мир представляется этой науке лишь несчастным пережитком, доставшимся нам от отсталых предков, их незрелой детской фантазией. При этом она, конечно, «отменяет» как простую выдумку и самую главную опору нашего естественного мира: она убивает Бога и занимает его место на опустевшем престоле — с тем, чтобы отныне самой в своих руках «держать» порядок вещей в качестве его единственного законного хранителя и служить единственным законным арбитром любой истинности. Ведь в конце концов лишь наука способна возвыситься над индивидуальными субъективными истинами и заменить их превосходящей, надсубъективной, надличностной истиной, по-настоящему объективной и универсальной.

Хотя современный рационализм и современная наука — это творения людей, творения, которые, как и все, что мы создаем, сформировались в нашем естественном мире, теперь они методично выталкивают его в прошлое, отрицают, высмеивают и позорят — и, конечно, одновременно колонизируют его. Современный человек, чей естественный мир полностью завоеван наукой и техникой, возражает против дыма из заводской трубы только в том случае, если зловонье проникает к нему в квартиру. Однако этот дым ни в коем случае не возмущает его в метафизическом смысле, поскольку он знает: дымящий завод производит изделия, которые ему нужны. Будучи человеком технической эпохи, он и решение проблемы ищет только в пределах техники — скажем, за счет установки на трубу фильтра для очистки.

Прошу понять меня правильно: я не предлагаю людям отказаться от дымовых труб, запретить науку или вообще вернуться в Средние века. (Кстати, отнюдь не случайно некоторые из самых глубоких открытий современной науки делают миф об объективности на удивление проблематичным, и, сделав немалый круг, возвращают нас к теме человека и его мира.) Я лишь хочу порассуждать — в самой общей и, признаю, схематичной форме — о духовных рамках современной цивилизации и источнике ее нынешнего кризиса. Их хотя главным предметом моих рассуждений будет политический, а не экологический аспект этого кризиса, я, пожалуй, проясню свой начальный тезис с помощью еще одного примера из области экологии.

Много веков основой сельского хозяйства в Европе была семейная ферма. В чешском языке она прежде называлась grunt, что само по себе небезынтересно в этимологическом плане. Это слово, происходящее от немецкого Grund, в оригинале означает «почву» или «основу». В чешском языке оно приобрело особую семантическую окраску. В качестве разговорного синонима слова «фундамент» оно подчеркивает близость такого хозяйства к земле, его бесспорную, традиционную, «заданную» аутентичность и надежность. Несомненно, семейные фермы становились источником бесконечных, постоянно обострявшихся социальных конфликтов самого разного характера. Но в то же время нельзя отрицать одного: такая ферма была укоренена в окружающей местности, соразмерна и гармонична с ней, ее практичность подтверждена трудом многих поколений крестьян и его плодами. Это хозяйство также обладало оптимальной пропорциональностью масштаба и разновидностей всех своих атрибутов: полей, лужаек, границ, лесов, скота, домашних животных, колодцев, дорог и так далее. Веками ни одному фермеру не приходило в голову провести научный анализ своего хозяйства. Тем не менее оно представляло собой в целом удовлетворительную экономическую и экологическую систему, в рамках которой все было скреплено тысячью нитей взаимных осмысленных связей, гарантирующих его устойчивость и стабильность производства. В отличие от сегодняшних «агрокомплексов» традиционная семейная ферма была автономна в энергетическом плане. Хотя такое хозяйство сталкивалось с различными бедствиями, не оно являлось их причиной: неблагоприятные погодные условия, падеж скота, войны и иные катастрофы не были делом рук фермера.

Несомненно, современные аграрные и общественные науки также могут тысячью способов усовершенствовать сельское хозяйство: повысить его производительность, сократить долю тяжкого ручного труда, ликвидировать худшие проявления социального неравенства на селе. Но это возможно лишь в том случае, если модернизация определяется определенной скромностью и уважением к загадочному устройству природы, а также связанной с ним уместности, неотъемлемой от естественного мира личного опыта и ответственности. Модернизация попросту не должна представлять собой проникнутого высокомерием и манией величия вторжения безлично объективной науки, представленной свежеиспеченным агрономом или бюрократом, служащим «научному мировоззрению».