Политика. История территориальных захватов XV-XX века

Но революционное возбуждение после этого не упало. Напротив, мысль о непосредственном вооруженном восстании все более и более распространялась среди спартаковцев и части независимых. После конгресса Советов революционная борьба в Германии вступила в особенно острый фазис. Народная морская дивизия (Volksmarine-Division), главная вооруженная сила в декабре 19IS и январе 1919 г. в Берлине, склонялась к лозушу «Вся власть Советам». Правительство («народные уполномоченные») не имело единой тактики и колебалось. Попытка народных уполномоченных свести численность «морской дивизии» с 1600 человек до 600 не удалась. На почве этой борьбы из-за морской дивизии 23 декабря 1918 г. вспыхнуло восстание. Правительство вызвало на помощь себе генерала Лекиса с войсками из Потсдама. Вооруженная борьба длилась два дня, 23–24 декабря, и с обеих сторон были убитые и раненые. В конце концов матросы морской дивизии оставили занятый ими дворец, причем их выпустили с оружием в руках. Возбуждение ничуть не прекратилось после этого первого столкновения. Центральный Совет солдатских и рабочих депутатов большинством голосов высказался за политику «народных уполномоченных», которые вызвали из Киля Носке и включили его в свой состав (тотчас после 23–24 декабря). Все это предвещало неминуемый новый взрыв. В столице происходили непрерывные демонстрации. В день похорон убитых матросов на одних плакатах значилось: «За Эберта и Шейдемана»; на других; «Долой кровавых собак — Эберта и Шейдемана».

Резко революционно была настроена, в частности, масса безработных.

В первое время после войны целый ряд обстоятельств способствовал болезненно-сильному кризису безработицы в Германии. Во-первых, уничтожение армии (не демобилизация, как в других странах, а уничтожение — по Версальскому договору — воинской повинности) выбросило на рынок предложения труда 940 тысяч человек, которые прежде были в мирном составе германской армии или обслуживали армию и ее учреждения, — и это уже принимая в соображение 100 тысяч человек, которые получили заработок в разрешенной Версальским договором новой армии. Во-вторых, уничтожение (в первые годы) торгового пароходства лишило заработка 77 тысяч человек, прежде кормившихся при этом деле. В-третьих, высылки или добровольные переселения немцев из всех потерянных Германией частей ее территории (Эльзас-Лотарингии, Познани, Западной Пруссии, Силезии, Эйпена и Мальмеди, северного Шлезвига), а также из всех колонии, полностью потерянных

Германией. В общем этих новых пришельцев, неимущих и безработных, считают около 800 тысяч человек.

В-четвертых, в первый год после войны социально-политические потрясения сильно сократили производство, и многие рабочие были выброшены на улицу. Если статистика показывает, что официально зарегистрированных безработных оказалось при этих условиях 1 миллион человек, а не больше, то это объясняется тем, что среди 2 миллионов убитых и искалеченных на войне был громадный процент рабочих, «освободивших» таким образом свое место. Из безработных около V 4было сосредоточено в Берлине. Но уже со второй половины 1919 г. положение стало улучшаться. Вследствие падения германской валюты спрос на немецкие товары быстро возрастал, и к концу 1919 г. безработных в Германии было всего 400 тысяч человек, а к 1 июня 1920 г. —  276тысяч. Правда, были еще перебои, но в общем безработица продолжала уменьшаться. Это не значит, что рабочий класс стал переживать сколько-нибудь нормальные времена.

Не забудем, что именно в эти первые месяцы после перемирия народ, особенно рабочий, узнавал то, что так долго скрывала военная цензура, и вся чудовищность и нелепость политики, приведшей к войне и действовавшей во время войны, выяснялась все более и более. Разоблачения следовали за разоблачениями, и многие из тех (не только рабочих, но и из интеллигенции, из мелкой, а отчасти и средней буржуазии), которые не разделяли коммунистической программы Либкнехта и были по своим взглядам гораздо ближе к правым социал-демократам или буржуазным радикалам, в эти первые недели после войны ненавидели Эберта, Шейдемана, Носке, Давида и их товарищей за моральное соучастие в политике павшего императорского правительства, за косвенное участие в систематической лжи, которой питали народ четыре с половиной года подряд. А Либкнехт стоял в эти дни перед народом в ореоле героя, не побоявшегося никаких преследований и заплатившего годами тюрьмы за то, что не хотел лгать и пытался открыть Германии глаза на ту пропасть, куда ее толкали. Его моральное влияние в конце 1918 и начале 1919 г. было чрезвычайно сильно, и притом вовсе не только в левых кругах рабочей массы. То же самое нужно сказать о Розе Люксембург.