Но Витте рассчитывал без хозяев. Визит Вильгельма ознаменовался двумя фактами, о которых Витте узнал уже после отъезда германского императора. Во-первых, Вильгельм, как оказалось, натолкнувшись на сопротивление Витте по вопросу о пошлинах против американского ввоза, вовсе не оставил своей мысли и передал непосредственно Николаю II записку об этом. Это было всегдашней манерой Вильгельма, в подобных случаях он все надеялся на личное свое обаяние и на ограниченность Николая. И сплошь и рядом ошибался, так как все равно миновать министерских советов было нельзя. Тут он тоже ошибся: Николай показал записку Вильгельма Витте, и именно Витте составил на эту записку ответ (конечно, отрицательный). Во-вторых, обнаружилось нечто гораздо более серьезное: «Государь император возвращался вдвоем с германским императором в экипаже. Когда государь вернулся из этой поездки, то к нему по какому-то делу зашел великий князь (Алексей Александрович). Государь сказал великому князю, что ему крайне неприятно, что на возвратном пути германский император спросил его, нужен ли России китайский порт Киао-Чау, что в этот порт русские суда никогда не заезжают и что в своих целях, в интересах Германии, он желал бы занять этот порт, чтобы он был стоянкой германских судов, но не хочет этого сделать, не имея на то согласия русского императора. Государь не сказал великому князю Алексею Александровичу, дал ли он или не дал этого согласия, но только прибавил, что германский император, заговорив с ним об этом, поставил его в самое неловкое положение, так как он гость и категорически отказать ему в этом было бы неловко, что вообще ему это крайне неприятно».
По-видимому, Николай II отдавал себе отчет в том, что, соглашаясь на отхват части китайской территории в пользу Германии, он в корне разрушает всю политику Витте на Дальнем Востоке, и поэтому считал уместным выразить через Алексея Александровича, что ему это будто бы «крайне неприятно». Но это было лишь светской любезностью: Николай II уже предрешил нечто несравненно более серьезное.
Спустя некоторое время Витте, совершенно для себя неожиданно, получил известие о прибытии в порт Циндао (Киао-Чау) германской эскадры и о занятии порта. Витте до такой степени не понял сразу, в чем дело, что выразил министру иностранных дел Муравьеву уверенность, что «Россия и другие державы заставят их покинуть этот порт».
Только в начале ноября 1897 г. дело объяснилось со всей точностью: Витте получил приглашение на заседание, которое должно было состояться под председательством Николая II и должно было
быть посвящено рассмотрению записки графа Муравьева; в этой записке предлагалось занять русскими войсками Порт-Артур или Дальний. Мотивировалось это предложение необходимостью получит^ компенсацию ввиду занятия Циндао немцами. Указывалось при этом и на огромное стратегическое значение пунктов, которые предлагалось занять. Теперь все было ясно: существовало соглашение с Вильгельмом о захвате частей китайской территории, и Россия начинала дело завоевания Северного Китая и прежде всего Ляодунского полуострова. Принцип ограждения целости Китая был радикально отвергнут; открывалась совсем новая глава в истории России. На совещании присутствовали, кроме царя, Витте и Муравьева, еще морской министр Тыртов и военный министр Ванновский. Характерно поведение всех членов этого совещания. Граф Муравьев, автор записки (составленной, конечно, по приказу Николая), объявил, что «берет на свою ответственность» Англию и Японию: они не воспротивятся. Ванновский, признаваясь, что он «не судья» в международной политике, всецело уверился словами Муравьева и заявил, что следует захватить Порт-Артур или Дальний. Тыртов полагал, что лучше было бы иметь порт где-нибудь на берегу Корен, но по существу не возражал. Что Николай II хочет захвата указываемых в записке пунктов, конечно, не могло быть никакого сомнения. В этой-то обстановке Витте и начал ту долгую борьбу против Николая II, которая кончилась первым крушением карьеры министра финансов и русско-японской войной.