Только несколько десятилетий спустя после обоснования на новом месте колонисты окончательно убедились, какая роскошная страна, какая благодатная почва попала в их руки. Всем историкам экономического быта Европы известен факт громадного развития агрономической литературы в XVII и XVIII столетиях, задолго до физиократов. Землевладельческий класс (независимо от сословного своего характера), захваченный экономическим круговоротом, одинаково требовал интенсификации сельского хозяйства, усовершенствованной техники, научной помощи. Все изобретения и усовершенствования земледельческой техники крайне интересовали заатлантических переселенцев, имевших землю, о которой в Европе могли только мечтать. Недаром один из героев американской революции Бенджамин Франклин[23]
прославлялся современниками не только за свои научные труды и дипломатические достижения, но и за то, что нашел несколько новых способов удобрять землю и улучшил сорт американского клевера.По мере того как богатела и крепла колониальная буржуазия, начинал понемногу возникать и принимать довольно отчетливые очертания вопрос: что выгоднее, продолжать оставаться под эгидой Англии или же отрешиться от нее и повести совершенно самостоятельное политическое существование? В самом деле, уже в эпоху реставрации Стюартов Англия ничего, в сущности, не давала колониям такого, чего они не могли бы получить от Голландии, или Франции, или от тех же англичан, вовсе и не будучи с ними связанными политически. Мало того, Англия в лице правительственной власти и в лице тех торговых компаний и владельцев, которым в свое время правительство давало «патенты» на новые места за океаном, определенно эксплуатировала колониальное население. Эксплуатащи была либо прямая — взимание налогов посредством особых обложений, либо косвенная — сбор пошлин с ввоза и вывоза товаров, монопольное право английских купцов, английских промышленников, английских судовладельцев торговать с колониями, находящимися в подданстве у его величества английского короля. Нельзя даже сказать, что колонисты ощущали эту эксплуатацию очень уж тяжко или чтобы назначаемые к ним из Лондона губернаторы проявляли себя хищниками вроде английских правителей в Индии. Но тут было другое. Раздражала временами совершенная бесполезность, ненужность английского суверенитета. Приходилось оплачивать какую-то фикцию, когда-то имевшую смысл, а потом совсем его утратившую. Военная помощь со стороны Англии против индейцев, французов и голландцев бьша совершенно сведена к нулю во все долгие годы английской революции. Да и при реставрации Стюартов в обоих случаях, когда военная помощь со стороны метрополии очень и очень пригодилась бы, колонисты были принуждены в самые решительные моменты рассчитывать исключительно на свои силы — и в 1662–1664 гг., когда завоевывали Новую Голландию (будущий штат Нью-Йорк), ив 1676 г., когда шло восстание Филиппа и индейцы теснили их к берегу, разоряя и сжигая города, поселения и отдельные одинокие фермы.
Настроения, весьма родственные тем, которые проявились спустя три четверти века, были в зародыше уже налицо в североамериканских колониях Англии, когда вторая английская «революция» низвергла Якова II Стюарта и когда штатгальтер голландский Вильгельм Оранский и жена его Мария были избраны парламентом на английский престол.
Как только это случилось, североамериканские колонии принуждены были вспомнить о близком враге, который был посильнее голландцев и пострашнее индейцев, для обороны от которого без помощи Англии ни в коем случае обойтись было невозможно.
В ту декабрьскую ночь 1688 г., когда убегавший от лица «революции» король Яков II бросил в Темзу большую государственную печать Великобритании, вместе с этой погрузившейся на дно печатью канула в вечность вся внешнеполитическая система, поддерживавшаяся так долго Стюартами, и как европейские великие державы, так и их колонии оказались внезапно перед совершенно новой обстановкой.
При Стюартах уже выяснилось с достаточной ясностью, что у английских купцов, промышленников, судовладельцев, колонизаторов есть два сильных врага — Голландия и Франция — и что второй враг опаснее первого и даже может со временем стать почти таким же опасным, каким в прошедшем XVI в. был испанский колосс.
Но Голландия, опередившая англичан и французов в своем экономическом развитии, уже в последние годы XVI столетия, буквально сразу же после освобождения от испанского владычества, начала занимать враждебную позицию против своих вчерашних союзников. Голландцы стали так же враждебно относиться к старым колониальным державам, как и к новым претендентам и конкурентам. Они упорно изгоняли (и изгнали) португальцев из целого ряда тропических и субтропических островов, где те хозяйничали со времен Васко да Гамы и Альбукерке. И столь же упорно они противились распространению английской торговой и колонизаторской деятельности.