Политика: История территориальных захва­тов. XV—XX века: Сочинения

Пуавр, таким образом, впервые, по крайней мере во Франции, стал в вопросе о рабстве на ту точку зрения, которая окончательно восторжествовала уже в следующую эпоху, в эпоху промышленного капитала, а в эпоху первоначального накопления (даже в позднейшей его стадии) являлась еще исключением и смелым новаторством. Экономическая невыгодность рабского труда сравнительно с эксплуатацией труда свободного (юридически) рабочего, наемного батрака — вот что должно было подкосить в свое время самые основы рабовладения. Пуавр не находит порицания для системы безжалостнейшего выжимания всех соков из «свободных» рабочих. Он, впрочем, и против рабства не высказывается с точки зрения положения рабов: его интересует исключительно выгода хозяина, с одной стороны, и выгода потребителя колониальных товаров — с другой. Повышение количества и удешевление продукции — вот что занимает этого философствующего колониального чиновника.

Голос Пуавра прозвучал одиноко. Еще не создались или, точнее, еще не окрепли достаточно те новые экономические условия, которые спустя несколько десятилетий начали и во французских, и в английских, и в голландских, и, гораздо позже, в испанских и португальских колониях настойчиво ставить вопрос об уничтожении рабства. Друг Пьера Пуавра, знаменитый впоследствии писатель, автор прогремевшего романа «Павел и Виргиния» Бернарден де Сен-Пьер, служивший некоторое время вместе с Пуавром на острове Иль-де-Франс, тоже описал свое пребывание в этих тропических странах в раннем произведении «Путешествие в Иль-де-Франс»; но он подходит к вопросу о рабах совсем не так, как Пуавр, а так, как все прочие, кроме Пуавра, писавшие во Франции об этом предмете и отрицательно относившиеся к рабству: он возмущается прежде всего именно зверской жестокостью хозяев и бедственным состоянием рабов. Он с возмущением предлагает всем, кто рядится в пестрые, красивые, крашеные материи, кто пьет кофе и шоколад и потребляет сахар, вспоминать при этом, какими бесчеловечными истязаниями сопровождается добывание всех этих красящих веществ, хлопка, кофе, сахара, какао и т. п. В полную противоположность другу своему Пуавру Бернарден де Сен-Пьер нисколько не мечтает о том, чтобы из Франции люди переселялись в заморские страны. Напротив, пусть остаются во Франции, лучше им нигде не будет за морем. Точно так же он ничуть не восторгается и Китаем, где нет, правда, таких форм рабства, как в колониях европейских держав, но где власти все же управляют при помощи лютых телесных наказаний.

Следует заметить, что среди плантаторов в колониях вся эта литературная борьба против рабовладения не встречала не только, конечно, никакого сочувствия, но даже и простого интереса. Они слишком убеждены были в прочности существующего строя, и в частности в полной обеспеченности своей от опасности общего восстания невольников. Они могли погибнуть (и погибали) от внезапного возмущения своей дворни или от порыва гнева и отчаяния со стороны какого-либо отдельного раба, но вплоть до времени Туссена-Лувертюра на острове Сан-Доминго, т. е. вплоть до времен Консульства, французские колонии не знали общенародного движения.

Здесь действовали все те же причины, что и в колониях других держав: разобщенность рабов, происходивших из разных племен, говоривших на разных наречиях, разбросанность и отдаленность одних плантаций от других, организация бдительнейшего надзора при очень большом и активном участии рабского же элемента, что создавало особую прослойку в населении плантации, так как эти надсмотрщики из рабов были поставлены в относительно хорошие условия и пользовались почти бесконтрольной властью над товарищами, наконец, очень реальная «круговая порука» плантаторов и поддержка, оказываемая им со стороны войск, стоявших в колониях. Рабству во французских колониях суждено было просуществовать еще довольно долго, до середины XIX в.