Политика воина. Почему истинный лидер должен обладать харизмой варвара

Когда Америка стала независимым государством, пресса нужна была, чтобы следить за честностью власти. Привлекать внимание общества к гуманитарным проблемам за океаном уместно для этой роли; направлять политику – нет, особенно если официальные лица вынуждены действовать с меньшей долей альтруизма, чем журналисты. Государственный деятель прежде всего несет ответственность за свою страну, журналисты мыслят на глобальном уровне. Эмоциональные репортажи, которые вели из Сомали мировые СМИ, предрекли американское вмешательство. Операция оказалась нечетко проработанной и в итоге привела к самой крупной после Вьетнама катастрофе американских войск. Эта катастрофа помогла влиятельным политикам выступить против вмешательства в Руанде. В мире непрекращающихся кризисов политики должны проявлять скрупулезную разборчивость относительно того, где и когда, по их мнению, стоит связываться с «неопределенностью» конфликта, по выражению Клаузевица.

Войны будущего во многих смыслах будут иметь античный характер. То же самое можно сказать и об особенностях военных альянсов, и о самих причинах, по которым мы будем вступать в войну. Если европейцы когда-нибудь развернут военную группировку, полностью независимую от Соединенных Штатов, то это может привести лишь к тому, что США будут искать сближения с Россией и другими странами, чтобы восстановить баланс. Таким образом, будущая европейская армия сможет обрести лишь квазинезависимость от НАТО. Как и в «Пелопоннесской войне», мир изменяющихся альянсов в очередной раз продемонстрирует язык баланса сил.

Идея «справедливой войны», выдвинутая Гуго Гроцием, отражает мысли Блаженного Августина и средневековых теологов, пытавшихся определить обстоятельства, при которых христианский мир будет иметь право развязывать войны. «Справедливая война» Гроция предполагает существование Левиафана – папы или императора Священной Римской империи, – который олицетворял бы собой нравственные нормы. Но в мире, где нет универсального вершителя справедливости, дискуссии по поводу «справедливости» и «несправедливости» войны не имеют особого значения за пределами интеллектуальных и юридических кругов, где такие дискуссии и проводятся. Государства и другие организации – от Соединенных Штатов до «Тамильских тигров» – будут начинать войну, когда решат, что это в их интересах (стратегических или нравственных), и, соответственно, не станут обращать внимания на то, что кто-то посчитает их действия несправедливыми. Согласно опросам, более 90 % греков, имеющих право голоса, – граждан демократической страны, члена НАТО, – посчитали нашу воздушную операцию против Сербии «несправедливой». Но мы проигнорировали мнение греческого общества по поводу «справедливой войны» и сделали то, что посчитали правильным и необходимым. Греческое общество опиралось на то, что считало нравственным аргументом для оправдания государственных интересов: сербы такие же православные христиане и исторические союзники греков. Но так поступают все нации во время войны. Греки – не исключение.

Хо Ши Мин до вторжения американских войск во Вьетнам погубил более 10 000 своих сограждан. Сделало ли это вмешательство США справедливым? Возможно, да, но все равно оно было ошибкой. Война с Мексикой была, вероятно, несправедливой. Мотивом ее были чисто территориальные притязания. Но эту войну стоило начинать: Соединенные Штаты приобрели Техас и весь юго-запад, включая Калифорнию.

В XXI в., как и в XIX, мы будем инициировать военные действия – в виде операций сил специального назначения или компьютерных вирусов, направляемых на командные центры противника, – когда будем считать это абсолютно необходимым и будем видеть несомненную пользу от этого, а нравственные оправдания появятся постфактум. Это не цинизм. Нравственная основа американской внешней политики будет зависеть от характера нашего общества и его лидеров, а не от абсолютов международного права.

Тем не менее существует модель, которая объясняет, каково будет отношение государств и других групп к войне в будущем. Это модель вековой давности, основанная на старинном кодексе чести, ее описывает в своем эссе Майкл Линд [23]. Линд пишет, что в примитивных обществах, в поселениях фронтира[8], в мире организованной преступности несправедливость всегда исправлялась теми, кто от нее пострадал, или их могущественными покровителями. Таким образом, безопасность слабых зависит от желания их покровителей применить силу. Действительно, в мировой политике с незапамятных времен царят феодальные отношения между более сильными и более слабыми странами. Даже в наши дни развитые экономические державы, такие как Германия и Япония, нишевые страны типа богатого нефтью Кувейта и торговый тигр Сингапур обладают специфическими функциями для западного мирового порядка, в котором США обеспечивают военную безопасность.