Его нельзя считать ученым-экономистом, потому что никаких экономических открытий он не совершил. И его нельзя считать экономистом-практиком — потому что экономист практик, чтобы таковым считаться, должен иметь некие экономические успехи. То есть успехи не в сфере переделывания чего-либо в области экономики, а успехи в достижении экономической эффективности. Кем ни считай Чубайса — разрушителем страны или создателем нового класса собственников — в экономике ничего эффективно работающего ему создавать не удавалось. Если не считать экономической эффективностью установление высоких зарплат своим сотрудникам. Или извлечения прибыли из продажи чего-нибудь из имеющегося.
Чубайс начал свою «практически экономическую деятельность» с того, что был главным экономическим советником Собчака, когда тот получил власть в Ленинграде. И в отличии от того, что удалось сделать Лужкову в Москве, хозяйственная деятельность Собчака в северной столице даже самыми большими симпатизантами никогда не считалась минимально удачной — а обычно ее считают сугубо провальной.
Потом Чубайс занимался госимуществом и приватизацией в России. Он утверждает, что создал в стране класс новых собственников. Только этот класс так и не создал для страны эффективной экономики. И пока экономикой России занимался Чубайс — она неслась от катастрофы к катастрофе, иногда тормозя в силу вмешательства старых хозяйственников.
Он что-то организовывал. Что-то реорганизовывал. Что-то продавал. Что-то раздавал — он конечно был политиком, и как считают его сторонники — «эффективным менеджером». Но, во-первых, безусловно, не экономистом. Во-вторых, то, что можно считать в его деятельности эффективным — было эффективным с точки зрения решения тех или иных политических задач и обслуживания тех или иных политико-экономических интересов, но не с точки зрения создания чего-либо экономически эффективного. С поста министра финансов и первого вице-премьера его к 1998 году отставил даже Ельцин. Правда, потом поручил вести переговоры по многомиллиардному займу у МВФ — во избежание девальвации рубля. Считается, что Чубайс займ все же получил, правда, куда делись эти десятки миллиардов долларов остается непонятным до сих пор. Зато при его участии и ведущей роли в августе 1998 года были осуществлены и девальвация, и дефолт одновременно. Притом, что, обычно все же, даже в случае кризиса бывает что-то одно: девальвацию проводят, чтобы не было дефолта, на дефолт идут, чтобы не допустить девальвации. Осуществить их одновременно — это просто некое экономическое чудо. С наложением и умножением негативных последствий и одного, и другого.
Потом было РАО «ЕЭС». Чубайс в считанные месяцы повысил зарплаты ее сотрудникам и обеспечил их лояльность — и принялся раздавать ее частным собственникам, утверждая, что создав конкуренцию между производителями электроэнергии, он обеспечит снижение цен на нее для потребителей. Единая система электроэнергетики существовать перестала — цены со времени «реформирования» выросли уже в разы. Кто не верит — может сравнить свои собственные платежные квитанции за последние десять-пятнадцать лет.
Потом было «Роснано» — самым крупным и растиражированным достижением разработок которой стал автоматизированный «магазин без продавцов» — который пока можно было увидеть лишь на выставке. Потому что разработкой новых технологий «Роснано» не занимается, и пока там есть Чубайс — заниматься не будет. Оно распределяет деньги между теми, кто их запрашивает, обещая что-нибудь сделать — оно не формирует заказы и политику государства в области разработки нанотехнологий. Просто в силу того, что Чубайс не умеет что-либо экономическое организовывать. Он умеет делить и продавать то, что было создано до него.
В отличие от собственно капиталистов он не умеет определить, что производить выгодно, вложить в это деньги и организовать производство. Он не умеет создавать — он умеет отбирать.
Глазьев его сильно задел тем, что попытался поставить вопрос о том, как в России воссоздать производство. Как что-либо создавать. Сама постановка вопроса — уже неприемлема для Чубайса и стоящих за ним кланов. Во-первых, потому, что они просто не понимают и не знают, как что-либо создавать и когда об этом начинают говорить — они ощущают свою беспомощность и ущербность.
Во-вторых, потому, что организация производства требует вложения денег. А если деньги вкладывать в производство — они не достанутся им для, по существу, непроизводительных спекуляций.
В-третьих, потому что если вдруг в стране начнет работать производство — окажется тут же, что можно обойтись без них и что они лишь два десятилетия паразитировали на остатках советской экономики.
Поэтому предложения Глазьева и им, и Чубайсу неприемлемы и опасны. И они это понимают. И возразить им хотят. Но правды сказать, почему им эти предложения невыгодны — не могут. А ответить концептуально — тем более не могут. И в силу некомпетентности. И в силу того, что возражать на почти очевидное — бессмысленно.