Все аплодировали, свистели, улюлюкали. Один из членов «Белуны» хотел было спустить с поводка борзую собаку, но Маковский строго ему пригрозил.
Распили шампанское. Стрижайло обратился с бокалом к Соне Ки, желая поздравить ее с приращением ее племени. Но увидел, что у девушки глаза полны слез.
– Ну что ж, – подошел к ним Маковский, – надеюсь, вы получили дополнительные впечатления для мюзикла? Теперь мы можем лететь на нефтяные поля. Я покажу вам месторождение.
Вертолет вознесся в сияющую пустоту, как легкое пернатое семечко. В круглых иллюминаторах колыхнулась огромная, с отпечатком солнца Обь. Тундра, разноцветная, свежая, напоминала чье-то одухотворенное прекрасное лицо. Стрижайло держал за грудь Соню Ки, чувствуя, как восхитительно наливается она от прикосновений. Озера внизу были голубые, круглые, как немигающие восхищенные очи. Протоки напоминали дуги, оставленные на земле небесным циркулем, наполненные дрожащим сверканием. Стрижайло касался запястья Сони Ки с нежной голубой жилкой, слыша, как бьется ее сердце. Тундра была изумрудно-зеленой, влажной и сочной. Через мгновение становилась огненно-красной, дышащей. И тут же – золотой, с черными кружевами.
И фиолетовой, с бело-серебряными разводами. Казалось, они летят над картиной Кандинского, которую тот рисовал, сидя на небе рядом с Господом Богом. Стрижайло гладил щиколотку Сони Ки, чувствуя ее маленькую сахарную косточку. Внизу, над голубой водой летели лебеди, ослепительно-белые, с длинными шеями. Горячая ладонь Стрижайло ощутила прохладу, когда под легкой тканью он коснулся колена Сони Ки, и она чуть прижала его пальцы вторым коленом. С черной извилистой речки взлетели утки, оставив на воде серебряные борозды, мчались, как тени, пропадая среди многоцветия земли. Горячей ладони Стрижайло стало еще прохладней, когда он гладил чудесное выпуклое бедро Сони Ки, которое странным образом – своей волнующей пластикой – повторяло форму и пластику плывущей под вертолетом тундры. Стрижайло увидел, как по белесой равнине движется розовая тень – стадо оленей, испуганное вертолетом, бежало во мхах, шарахнулось и исчезло в дымке. Пробираясь чуткими пальцами туда, где у Сони Ки был круглый, словно чаша, живот, мягкая ложбинка пупка, нежный, как зацветающий мох, лобок, он вдруг понял, что сидящая рядом с ним луноликая женщина была богиней тундры. Над ее разноцветными угодьями летел вертолет. Ее лебеди, как нерастаявший снег, сидели на ослепительно-синей воде. Ее розовые олени бежали по мелководью. Ее рыбьи косяки мчались в холодных реках, оставляя след ветра. И он, Стрижайло, прикасаясь к ее чудесным, сокровенным местам, исполняет обряд поклонения языческой богине. Приходит к ней в услужение. Становится подобным летящему лебедю, плывущей рыбе, бегущему по тундре оленю.
Он увидел, как на поверхности тундры, среди цветовых абстракций, непредсказуемых узоров и линий, возник упрощенный чертеж дороги, срезанная бульдозером земля, гусеничные следы, отпечатанные на мшистых болотах. Возникла буровая, вагончики, несколько нефтяных «качалок», сосущих подземную гущу. Это напоминало шрам, уродующий прекрасное лицо.
– Это и есть месторождение «Глюкоса»? – изумленно спросил Стрижайло, сквозь гул винтов обращаясь к Маковскому.
– Ну что вы, – снисходительно улыбнулся Маковский. – Здесь ютится карликовая компания «Зюганнефтегаз». Ее название происходит от фамилии одного коммунистического лидера, который приобрел ее для нужд КПРФ. Но потом за бесценок уступил директору ФСБ Потрошкову, потому что от Саддама Хусейна получил великолепную нефтяную скважину в Персидском заливе. Не знаю, что нужно здесь Потрошкову. От этого месторождения только один убыток. Я не хочу ссориться с ФСБ, поэтому не мешаю их деятельности. Наша компания там, впереди. – Он указал в наплывающую даль, где что-то возникало на туманной земле, какой-то огромный, наложенный на тундру оттиск.
По мере того как они приближались, Стрижайло узнавал этот знак. Как в пустыне Наска только из неба видны циклопические рисунки и знаки, оставленные на плато инопланетянами, так и здесь, в тундре, только с самолета и космического корабля можно было разглядеть этот гигантский, начертанный на земле символ – зеленый треугольник и заключенный в него рыжий, всевидящий глаз с черным блестящим зрачком. Символ «Глюкоса», как тавро, был оттиснут на земле, указывая на принадлежность этих рек, озер и болот. Маковский прильнул к иллюминатору, нацелил вниз свое яростное ястребиное око, и два глаза, узнав друг друга, одновременно моргнули.