Политолог

Между тем вокруг саркофага происходило движение, готовилась церемония открытия съезда. Воздвигался помост, расставлялись кресла, вывешивались плакаты и лозунги. Среди присутствующих были октябрята с красными звездами, запевавшие серебристо и радостно: «Летят самолеты, сидят в них пилоты…» Пионеры в красных галстуках, хором исполнявшие: «Взвейтесь кострами, синие ночи…» Ветераны войны с могучим песнопением: «Вставай, страна огромная…» Военные, делегированные из танковых частей: «Броня крепка, и танки наши быстры…» Крестьяне из окрестных деревень с песней: «Мы с железным конем все поля обойдем…» Рабочий класс, с непреклонной верой в очах: «Владыкой мира станет труд…» Спортсмены в белых брюках и майках, пышущие здоровьем и молодостью: «Физкульт-ура! Физкульт-ура, ура, ура! Будь готов, когда настанет час бить врагов…» Авиаторы во главе с Чкаловым и Громовым: «И вместо сердца пламенный мотор…» Командиры гаубичных батарей и самоходных орудий: «Артиллеристы, Сталин дал приказ…» Бригада кузнечного цеха, отковавшая самую большую в мире подкову: «Мы кузнецы, и дух наш молод…» Ученые, открывшие новый вид самого действенного в мире снотворного: «Любимый город может спать спокойно…» Землемеры с деревянными аршинами и миллиметровыми линейками: «Нам чужой земли не надо, но и своей вершка не отдадим…» Все это множество вливалось в зал, рассаживалось на стулья и кресла. Маша Сталин и Сара Сталин управляли потоками, каждой делегации предоставляя заранее приготовленное место. Катя Сталин и Фатима Сталин стелили красную скатерть на стол президиума, ставили графин с водой, укрепляли старомодный, довоенной конструкции микрофон.

Места в президиуме заняли Семиженов, секретари Хохотун и Забурелов. Елена Баранкина, взволнованная, торжественная, встала за спиной Семиженова с красным знаменем. И над всем таинственно сверкал прозрачный кристалл, окруженный мистическими радугами, среди которых возлежал дремлющий вождь.

– Товарищи, – постучал карандашом по графину Хохотун. – Мы должны выбрать Президиум съезда. Предлагаю голосовать списком. Председатель Президиума – товарищ Семиженов. Председатель мандатной комиссии – товарищ Хохотун. Председатель счетной комиссии – товарищ Забурелов. Кто за?.. Кто против?.. Кто воздержался?.. Принято единогласно!.. Предлагаю открыть наш съезд!..

Зал разразился аплодисментами. Кто-то запел: «В честь нашего вождя, в честь нашего народа…» Откликнулся другой конец зала: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин…» Все накрыл торжественный хорал: «С песнями борясь и побеждая, наш народ за Сталиным идет…»

– Товарищи. – Хохотун, воздев ладонь, успокоил зал. – Приступаем к торжественной части нашего съезда, посвященной приданию товарищу Семиженову статуса «Иосиф Виссарионович Сталин», а также назначению его на должность Председателя Политбюро, Председателя Совета Министров, Председателя Президиума Верховного Совета, с одновременным присвоением воинского звания Генералиссимус. Кто за это, прошу поднять руки… Кто за?.. Кто против?.. Кто воздержался?.. Принято единогласно!..

Зал попытался было запеть ораторию: «Мы сложили радостную песню о великом друге и вожде…» – но поднялся Забурелов и запрещающим жестом, наложив на губы перст, успокоил зал, добившись священнодейственной тишины.

Семиженов вышел вперед, замер перед залом, взволнованный, напряженный, с черным коком, с бледным бескровным лицом, на котором выделялась синева выбритых щек, пылали малиновые губы, фиолетовым блеском дрожали цыганские глаза. Его костюм от «Сен-Лорана» был безупречен, шелковый галстук от «Гуччи» отливал изумительными разводами, туфли от «Хьюго Босса» были сдвинуты пятками, с разведенными носами, будто Семиженов стоял в карауле. Рядом с ним таинственно сверкал ледяной саркофаг в прозрачными спектрами, среди которых возлежал вождь.

Негромко заиграла музыка из кинофильмов, написанная лауреатом Сталинской премии композитором Дунаевским. Под эту музыку из рядов подымались делегаты и шли на сцену, полузакрыв глаза, как завороженные, охваченные лунатическим созерцанием, погруженные в магические сновидения. Октябрята, хрупкие, нежные, подходили к саркофагу, целовали прозрачный хрусталь, словно стремились дотянуться сквозь толщу до любимого дремлющего лица. Выпивали из кристалла таинственный свет. Несли на губах Семиженову. Целовали его ладонь, перенося невесомую субстанцию света от Сталина к Семиженову. Было видно, как у того вздрагивает под поцелуями рука, как вливаются в нее неведомые силы.