Политолог

– Ну, давай показывай, что мы там испекли. – Дышлов барственно, но и простодушно, грубовато, но и приветливо приглашал Стрижайло начать просмотр. Уселся подле матери, нежно прикрыв своей сильной толстой ладонью ее хрупкую, полупрозрачную руку.

Фильм назывался «Наш лидер», начинался маршевой музыкой. На первых же кадрах лицо Дышлова, волевое, грозно-прекрасное, с сильными жестами лидера и народного трибуна, было окружено свечением, словно высеченное из самоцвета. Родня тихо ахнула, гордясь своим знаменитым сородичем, восхищаясь фамильным сходством, которое вынесло их крестьянские родовые черты на обозрение мира.

Далее следовали протестные демонстрации, оппозиционные шествия – по Москве, Петербургу, Красноярску, Владивостоку, с обилием красных знамен, транспарантов. Этот протестующий вал приемами умелого монтажа переходил в Марш голодных ученых. Дышлов, окруженный профессорами в белых халатах, потный, непреклонный, уверенно шагал по солнцепеку, среди огромных молекул и элементарных частиц, циклотронов и спиралевидных галактик, с намерением дойти до намеченной цели, добиться от властей финансирования отечественной науки.

– Какой же ты, Алешенька, молодец! Всегда с людьми, с народом, не оставляешь нашего человека! – восторженно произнесла мать, с обожанием глядя на любимого сына.

– Смотрите, мама, чего уж, – смущенно отозвался Дышлов, польщенный материнской похвалой.

Следовали кадры общения Дышлова с простыми людьми. С шахтерами в касках, когда лицо коммунистического лидера было выпачкано угольной пылью. С учителями, когда лидер указкой показывал школьникам, куда впадает река Волга. С военными, когда политик-патриот демонстрировал новобранцам, как нужно собирать автомат Калашникова. Среди этих встреч особенно эффектно выглядела голодовка чернобыльцев, в которой принимал участие Дышлов. Лежал на матрасе среди изможденных ликвидаторов, сам немощный, победивший, протягивал товарищу по голодовке бутылку воды.

– Как же мучают людей! Так фашисты не мучили, – охнула мать. – Ты, Алешенька, не отступай, не сдавайся, люди тебе большое спасибо скажут.

– Не я один борюсь, – скромно заметил Дышлов. – Вся партия, весь народ не сдается. – Было видно, как он дорожит похвалою матери, как рад, что в своих хворях и немощах она получает целительные впечатления.

На экране возникали сцены классовых битв. Драка с ОМОНом, когда молодые активисты партии лезли на щиты и дубинки, прошибая кордон врагов. Пикеты у Думы и на Горбатом мосту, когда шахтеры колотили о мостовую касками, а домохозяйки стучали ложками в пустые кастрюли. Среди столкновений картинно и убедительно выглядел Дышлов, вместе с возмущенными рабочими перекрывающий Транссибирку. Суровые, плохо выбритые лица трудящихся, красные флаги, Дышлов вместе с протестующим людом укладывается на рельсы, и рядом, неловко, отодвигая костыли, ложится рассерженный инвалид.

– Ты, Лешенька, герой. Ты за народ страдаешь. Люди тебя не оставят, – произнесла мать, сияя голубыми глазками. Вся светилась любовью к сыну, гордостью за его благие деяния.

Далее шли сюжеты, свидетельствующие о союзе красных и белых, коммунистов и православных. Над колонной демонстрантов, рядом с алым знаменем колыхалась церковная хоругвь, люди несли портреты Сталина и православные иконы, «красный поп» в черной рясе и скуфейке благословлял крестом коммунистический митинг. Уместным, прекрасно смонтированным выглядело посещение Дышловым православного прихода. Вот он подходит под благословение дородного батюшки. Вот стоит в храме с горящей свечой. Вот, сложив на груди руки крестом, движется в череде прихожан принять Святое причастие.

– Бог, он с теми, с кем правда, Алешенька. Кто за правду стоит, тот Богу угоден. – Мать взволнованно подняла хрупкую прозрачную руку, словно собиралась перекрестить набожного праведного сына.

Внушительно смотрелся Дышлов на фоне памятников отечественной культуры. У стен Изборской крепости, вглядываясь в разливы озер. У храма Покрова на Нерли, по пояс в луговых цветах. У Царь-колокола, сам такой же могучий и громогласный. Перед памятником Пушкину, словно вел с великим поэтом молчаливый диалог. Логично возникал сюжет презентации эпохального труда «Русский фактор». Интеллигенция, духовенство, политическая элита пришли отдать должное историческому мышлению Дышлова. Прекрасно смотрелись миниатюры Палеха, где золотом, киноварью и лазурью были окрашены сцены битв, трудов, великих озарений.

– Ты, Алешенька, всегда любил книжки читать, – умилялась мать. – Учительница Мария Петровна, бывало, мне скажет: «Ваш Алеша писателем будет». Права была Мария Петровна.

– Не такой уж я великий писатель, – скромничал Дышлов. – Есть и получше меня.

В завершение фильма представал отчий дом Дышлова в родной деревне Козявино – старинные, подгнившие венцы, покосившееся крыльцо, молодая крапива у ветхого забора.