Это был финал мистерии, мистический конец съезда, эпическое завершение коммунизма, который уходил из-под солнца под землю, в мрачную катакомбу, в пещерное существование, в вечную тьму. Коммунисты подымались с кресел, выстраивались в проходах. Держа свечки, облаченные в островерхие балахоны, медленной вереницей шли вслед за Дышловым. С тихими песнопениями погружались в пещеры. Были монахами, схимниками, обитателями подземелий, где, спрятанные от человеческих глаз, таились подземные храмы, ютились тесные кельи, писались кумранские рукописи, чертились наскальные изображения. Все дальше, все глубже к центру земли продвигалась вереница подвижников. Туда, где в свете огарка, на стене пещеры, рукой первобытного художника был нарисован мамонт, голые человечки кидали первобытные дротики. Огарок погас, измученные уходом под землю коммунисты топтались во мраке. Дышлов, как Моисей, ведущий их в обетованное подземное царство, остановил свой народ и приказал добывать огонь трением.
Между тем на Москве-реке по синему разливу плыл белый теплоход «Сталин». Здесь проходил альтернативный съезд Семиженова, напоминавший праздник на воде. Звенела музыка, лилось шампанское. Делегаты, верные Семиженову, танцевали с длинноногими девушками, приглашенными из «Метрополя». «Мисс КПРФ», восхитительная Елена Баранкина, отплясывала рок-н-ролл с двумя лихими ухажерами Хохотуном и Забуреловым. Сияя молодостью, прелестные, жизнелюбивые, стояли на палубе Маша Сталин, Катя Сталин, Сара Сталин и Фатима Сталин, любовались Кремлем, розовым, в зеленоватой воде, отражением, красотой и величием соборов, на которых вечернее солнце зажгло золотые нимбы. На корме, в удобном креслице, сидел Сталин, скрестив ноги, положив локти на поручни, в той позе, в какой запечатлел его фотограф во время Тегеранской конференции. Покуривал заветную трубку, голубой дымок летел за корму, в сторону Кремля, окружая его затейливыми колечками. Когда над Москвой-рекой полыхнул праздничный фейерверк и разноцветные букеты распустились над теплоходом, превратив воду в драгоценные клумбы, Маша Сталин, Катя Сталин, Сара Сталин и Фатима Сталин не удержались, сбросили платья и, в купальниках, литые, стройные, как на фотографиях Родченко, кинулись в разноцветную воду. Поплыли, подымая блестящие руки, оглядываясь на любимого вождя. Сталин на корме ласково им улыбался. Вынул трубку, обратился к стоящему рядом Молотову:
– Хорошо плывут девчата…
Грибков, в обличье скарабея, проволок драгоценный навозный шар через всю Москву, благополучно преодолевая скопления машин, толпу в подземных переходах, уберегая свою ношу и себя самого от неосторожных, не глядящих под ноги прохожих. Затруднение возникло на Поклонной горе, куда он пытался вкатить глянцевитую сферу. Упираясь рогом, придерживая шар передними лапками, толкаясь что есть мочи четырьмя задними, он стремился к вершине. Скользкий шар вырывался и скатывался вниз. Грибков еще и еще раз повторял попытки. Напоминал себе Сизифа с камнем. Наконец подъем был преодолен. Он прокатил шар мимо иглы Церетели, на которую был насажен другой жук, беспомощно шевелящий ножками. Обогнул Пантеон. Успокоился лишь тогда, когда миновал синагогу.
Отпустил шар. Скинулся через левое плечо, сбрасывая обличье жука и вновь превращаясь в человека – в успешного политического деятеля, в лидера патриотов и любимца церкви, только что совершившего блестящую политическую комбинацию, открывавшую путь к вершинам успеха.
Стоял, глядя на сферу, в которой что-то дышало, трепетало, увеличивалось в размерах. Это взрастала его будущая слава. Просыпалась Изида его успеха. Нарождалась богиня его преуспевания. Тихо улыбался, напоминая себе изображение фараона на стене пирамиды в Долине царей.
Глава 22
Занимаясь разгромом КПРФ и уничтожением Дышлова, Стрижайло не просто зарабатывал большие деньги. Не только наслаждался умопомрачительными комбинациями и упоительным творчеством, в которых ему не было равных. Он испытывал мессианское чувство. Сладкое и ужасное знание, что его деяниями руководит демиург истории. Что воля его – есть проявление гегелевского Духа, который посещает человечество, облекаясь в грандиозные свершения, кромешные войны, географические и научные открытия, а потом покидает землю, улетучиваясь в таинственный звездный туман, унося с собой страсти, мечты и слезы исчезнувших поколений.
Он был садовником, явившимся в сад коммунизма не в пору его весеннего белоснежного цветения, не в осенние дни золотого плодоношения, а в пору позднего листопада и холодного инея. Сметал опавшую листву в бесформенные прелые кучи, поджигал и смотрел, как в голых стволах в предзимнюю синь улетает дым испепеленного коммунизма.