– Видите ли, моя матушка – наивный и простой человек. Ее ранило всякое дурное слово, произнесенное в мой адрес. Злодеи сделали все, чтобы этим способом причинить ей страдание. Она умерла, увидев, как оскверняют наше родовое гнездо, глумятся над фамильным домом. Я знаю негодяя, который осуществил злодеяние. Пусть не сомневается, у меня длинные руки.
– Если вы поручите мне докопаться до истоков злодеяния, я назову вам исполнителей и заказчиков.
– Благодарю, – ответил Дышлов, отпивая глоток коктейля.
– Замечательный коктейль, не правда ли? Этот рецепт привез мне нелегал внешней разведки, несколько лет проживший в Панаме, наблюдая за движением военных и гражданских грузов через Панамский канал.
– Нельзя ли узнать рецепт?
– Только для вас. Берешь триста граммов гаванского рома. Смешиваешь с двумя долями джина. Медленно взбалтываешь и, по мере смешивания, добавляешь одну долю вишневого крюшона. Ставишь в тень и выдерживаешь около трех часов. Затем выжимаешь несколько долек ананаса и по вкусу доливаешь молодой коньяк или бренди. Несколько кусочков льда с одновременным добавлением кипящего пунша способствуют образованию легкой пенки. Даешь отстояться напитку около двух часов и затем вливаешь сто граммов первосортной водки. Поджигаешь и ждешь, когда высота пламени уменьшится вдвое. Гасишь пламя, выжимая в сосуд плод манго. Немного портвейна, немного шотландского виски, три-четыре доли белого аргентинского вина. Ждешь, пока отстоится. Немного лепестков роз и ложечка меда горных пчел. Ставишь напиток на медленный огонь и доводишь до неполного кипения. Затем по вкусу шампанское, немного текилы, церковный кагор. Оставляешь на ночь у открытого окна, лучше на лунном свету. Утром, с добавлением апельсинового сока, разливаешь по стаканам, укрепляя на кромках засахаренные лимонные дольки.
– Как называется? – изумленно спросил Дышлов, осматривая драгоценный стакан и касаясь языком нежно-желтого лимонного полумесяца.
– «Коктейль нелегала».
– Мы тоже, когда жили в Козявине, солили капусту. Тоже, скажу вам, рецепт. Берешь капусту и мелко-мелко шинкуешь…
– Я знаю, – мягко перебил его Потрошков. – Так мы выявляли внедренных иностранных агентов. Притворяется русским крестьянином или фермером. Прокалывался, когда спросишь его рецепт квашения капусты. Ни хрена не знает.
Дышлов испытывал облегчение. Встреча, которая вначале казалась опасной, сулила неприятности и подвохи, теперь превращалась в беседу двух друзей и гурманов, любителей деликатесов, знатоков экзотических рецептов. Самое время было перейти к анекдотам, повеселить Потрошкова.
– Слушайте, есть такой анекдот. Встречаются американский и русский разведчик. «Иван, – говорит ему Джон. – Верно ли, что в ФСБ работают…»
– Это верно, – опять перебил Потрошков. – Теперь же, когда между нами установились доверительные отношения, я обращаюсь к вам, как к разумному человеку, гражданину своей страны, просвещенному интеллектуалу, тонко чувствующему веяния времени. Видите ли, мы собираемся отменить празднование 7 Ноября, как абсолютно неактуальный день Октябрьского переворота. Собираемся предать земле прах Владимира Ульянова-Ленина, выполняя его последнюю просьбу – похоронить как православного, крещеного человека. И наконец, хотим убрать с кремлевских башен рубиновые пентаграммы, заменить их сердоликовыми морскими коньками. Знаю, это может вызвать волнения среди вашего электората. Не допустите волнений, не омрачайте гражданский мир, окажитесь на высоте исторического момента…
Дышлов ошеломленно смотрел, как если бы ему в лоб, между глаз ударили кувалдой, и в выпученных от боли глазах лопнул сосуд, и красное зарево заливало остановившийся мир.
«Бычок оппозиции, – думал Стрижайло, глядя сквозь стеклянную стену. – Так вот кто забьет бычка оппозиции…»
– Вы не можете не понимать, что время компартии невозвратно прошло. Она будет усыхать, уменьшаться, превращаться в горстку сонливых отрешенных стариков, которые станут приходить на костылях в свои «красные уголки», и вы сами в конце концов превратитесь в директора дома престарелых, окруженного мумиями и скелетами. Я желаю вам другой доли. Обеспечу почетное отступление, при котором вы не потеряете честь, сохраните образ «красного философа», «коммунистического летописца». Займете кафедру истории в каком-нибудь известном провинциальном университете. Станете читать лекции по новейшей истории, где найдут свое место события девяносто первого, девяносто третьего года. Будете писать книги, выступать на симпозиумах, ездить на международные форумы. К вам будут обращаться журналисты, как к крупнейшему эксперту. Вы избавите себя от социальных и политических поражений, которые неизбежно ждут компартию. Уважаемый мэтр, коммунистический гуру, профессор, академик, вы будете жить на красивой вилле, рядом с родовым гнездом, которое мы поможем восстановить во всем его первозданном благородстве. В России сохранятся два мемориала – Шушенское, где в наивной простоте и целомудрии зарождался русский коммунизм, и Козявино, где русский коммунизм благородно и просветленно закрыл глаза…