Политолог

Самолет, на котором он улетал в Москву, взмыл в вечернем гаснущем небе, и в иллюминаторе на мгновение проплыли тенистые горы, багровая, шершавая равнина и скопление домов, среди которых, невидимая, находилась разгромленная школа. Там дымились руины, из-под камней и обугленных балок извлекали мертвецов, укутывали маленькие детские тела в серебристую фольгу. Отдельно у стены выкладывали трупы боевиков – Снайпера, у которого вместе лица чернела рыхлая дыра. Однорукого, которому выстрел гранатомета вырвал бок. Бритоголового, с рыжей бородкой ингуша, державшего ногу на педали, – у него был проломлен череп при ударе о потолочную балку. Стрижайло, испытывая опустошение и усталость, погрузился в мучительное созерцание под рокот двигателей, создававших грозную музыку, напоминавшую «Гибель богов». Ему виделись огромные протуберанцы огня, красные слепящие вихри, которые сливались в пылающее колесо. В это колесо влетали, мучительно изгибались, заламывали руки обнаженные люди. Их закручивало, опаляло, вовлекало в круговое движение, словно «духи зла» подвергали их колесованию. Багровое адское колесо катилось по земле, не отставая от самолета. Но в центре этого пыточного колеса, куда ввергались бессчетные людские души, там, где должна была проходить ось рокового вращения, – дивно голубел лепесток прозрачного света. Такая синева бывает у первых подснежников, колеблемых ветром весны. Такая лазурь присутствует в крыле лесной сойки. В такой несказанный свет была облечена прекрасная Дева, что явилась ему в воспаленном бреду, поднесла к иссохшим губам чудный цветок с напитком. Эта синева была его, Стрижайло, душой, уцелевшей среди зверства и бойни, исполненная веры, любви.

В Москве, на Лубянке, в просторном кабинете шефа ФСБ все говорило о великой преемственности спецслужб. В чопорных рамах, словно в фамильной галерее, висели портреты Дзержинского, Менжинского, Ягоды, Ежова, Берия, Меркулова, Серова, Семичастного, Андропова, Чебрикова, Крючкова, Бакатина, Галушко, Баранникова, Барсукова, Степашина, Ковалева, Путина. Хозяин кабинета Потрошков распорядился не вывешивать свой портрет среди великого сонма, полагая, что негоже действующему руководителю помещать свой образ в канонический иконостас исчезнувших героев. Он покинул рабочий стол и сидел в мягком кресле, в строгом черном костюме, который придавал ему сходство с лютеранским пастором. Его подбородок был занавешен шторками, на которых красовалась эмблема Художественного театра – чеховская чайка. Перед ним мерцал широкий плоский экран, на котором Стрижайло, иссеченный осколками, шевелил запекшимися губами:

– Готов дать показания Генпрокуратуре или самому Господу Богу на Страшном суде. Теперь же я отправляюсь в Москву, чтобы оповестить общественность о совершенном злодеянии…

Экран погас. Стоявший рядом полковник госбезопасности произнес:

– Наш оперативник, работающий под крышей НТВ, вовремя перегнал эту запись в Москву. Полагаю, он заслуживает поощрения.

– Никто из отличившихся не будет обойден вниманием руководства. Кстати, вы связались с Интелленжес сервис, чтобы они создали нашему агенту Веролею более сносные условия содержания? А то поместили его в камеру к гомосексуалистам, а он, как мы знаем, не выносит, когда его обходят с тыла.

– Наш резидент в Лондоне связался с шефом Интелленжес сервис. Веролей переведен в отдельную камеру, и ему уже делают целебные клизмы.

– Странные существа – эти люди, – задумчиво произнес Потрошков, глядя на погасший экран. – Они полагают, что живут в мире, где происходит вечная схватка Добра со Злом, и встают на сторону Добра. Но они не знают, что схватка давно уже происходит между одним Злом и другим. Вставая на сторону мнимого Добра, они содействуют Злу. Если мыслить диалектически, то отсутствие в мире Добра, которое заменено одним Злом, делает невозможным существование самого Зла. Нет ни Добра, ни Зла, только сгустки энергии разной интенсивности. Молекулярные связи разной степени сложности. Мне казалось, что Стрижайло обладает высокой сложностью соединения молекул. А он, как и все остальные, – просто сумма песчинок. Рассыпьте его!

– Какой прикажете выбрать метод?

– Используйте быстродействующий яд муравьев, который прислали нам наши агенты – энтомологи из дельты Амазонки. Вступая во взаимодействие с живыми клетками, он тут же распадается и не оставляет следов.

– Будет сделано, – ответил полковник, подумав, что за плотными шторками с чеховской чайкой, на сверхчувствительном подбородке шефа возник большой черный муравей с ядовитыми жвалами и нежным орнаментом на хитине, напоминающим свастику.

В Москве, во Внукове Стрижайло был встречен шофером Доном Базилио. Несказанно обрадовался, увидев в толпе его круглое лицо с плутоватыми глазами, шевелящиеся веселые усики, клетчатую кепочку на белесой голове.

– Михаил Львович, боже мой, что это за царапины у вас на лице? – вглядывался он в поврежденное лицо Стрижайло. Тому была приятна эта обеспокоенность и забота.

– Ерунда, порезался при бритье, – легкомысленно отмахнулся Стрижайло.