Политолог

Здесь был бюстгальтер с забавными вырезами для сосков, – презент экстравагантной поп-звезды. Кружевные трусики, принадлежавшие умной и влиятельной даме из Фонда Карнеги. Тонкие розовые бикини, в которых так чудесно смотрелась стройная и не слишком молодая телеведущая, знающая толк в человеческих инстинктах. Прозрачный, со стрекозиным блеском пеньюар, из которого выпорхнула миниатюрная писательница, автор многотиражных бестселлеров. Сиреневые колготки с маленькой дырочкой на ягодице, – дар чемпионки по фигурному катанию. Носовой платок со смешными, сделанными помадой каракулями, – их оставила на платке дама вице-спикер, большая, бело-розовая, парная, со складками на животе, сидевшая на краю скомканной постели. Черная ночная сорочка с бретельками, – ее кинула на спинку стула известная в Москве гадалка и ворожея. Остроносая туфля с отточенным каблуком, в которую упиралась сильная, гневная нога банкирши, – демонстрируя свое превосходство, она поставила ногу на грудь поверженного Стрижайло и больно надавила каблуком. Милая домашняя тапочка из парчи с серебряной нитью, – ее забыла в номере загородной гостиницы дочка министра. Золотой брелок, украшавший вянущую грудь эффектной, неутомимой в наслаждениях дамы-сенатора. Нательный крестик с дешевой цепочкой – наивный подарок продавщицы из Подольска. Пластмассовая заколка от волос, светящаяся в темноте, как реклама Лас-Вегаса, – ее забыла в машине легкомысленная стриптизерша, приводя в порядок свое восхитительное, растревоженное Стрижайло тело. Шелковая ленточка, которой сельская учительницы связывала на затылке свои льняные волосы. Кожаная сумочка с духами, помадой и пудрой, забытая в доме Стрижайло пугливой женой дипломата.

Эта коллекция была дорога Стрижайло, возбуждала его воображение, благоухала тончайшими запахами запретных вожделений и греховных утех. Шкафчик был хранилищем талисманов и фетишей, каждый из которых, если произнести заклинание, мог превратиться в живую женщину, одарить неповторимой усладой.

Он смотрел в глубину шкафчика, как в кунсткамеру своего любовного опыта. «Музыка молекул» звучала все настойчивей, словно в паху у него собрался весь ансамбль легендарных битлов – застреленный Джон Леннон, умерший от рака Джордж Харрисон, продолжающие здравствовать Пол Маккарти и Ринго Старр. Раскачивая гитарами, вставая то на носки, то на пятки, поворачиваясь в разные стороны, они исполняли шлягер «Йеллоу сабмарин», песню о таинственной желтой подлодке. Что-то флотское, знакомое чудилось в этой мелодии. Сон домработницы Вероники Степановны, которой привиделся муж – флотоводец, подаривший во сне перламутровую раковину Афродиты. Это мучительно томило Стрижайло. Хотелось увидеть Веронику Степановну, стоящую босиком на сверкающей раковине посреди морской стихии.

Вышел из кабинета в прихожую. Дверь на кухню была открыта. Вероника Степановна, спиной к нему, старательно терла пол, намотав на щетку влажную тряпку. Ее руки в желтых резиновых перчатках сжимали щетку. Кругом на стенах мерцала венецианская майолика. Дубовый бар повторял архитектуру Палаццо дожей. Горела над столом фантастическая люстра – летающая ладья Леонардо. Вероника Степановна терла пол, уперев сильные и упрямые, в форме бутылок, ноги. Ее полную талию опоясывала тесемка фартука, которая колебалась вместе с пухлыми, тугими ягодицами. Фиолетовая седина струилась, словно ее раздувал морской ветер. За стойкой бара, слегка размытый, окруженный матовым светом, стоял морской офицер в черном мундире, с серебряными погонами, молча протягивал большую, как блюдо, перламутровую раковину.

Стрижайло приблизился сзади к Веронике Степановне и положил ей одну ладонь на затылок, а другую на выпуклое бедро.

– Ах! – слабо воскликнула домработница, поворачивая выцветшее, с дряблыми щечками лицо, такое же, как на молочном пакете «Домик в деревне». – Что вы делаете, Михаил Львович?

– Ваш муж подарил вам раковину, желая, чтобы вы стали молодой и прекрасной, как Афродита. Я помогу вам, Вероника Степановна. – Он с силой, грубо нагнул ее сиреневую, пышноволосую голову, и она, выронив щетку, уперлась в край стола растопыренными, в желтых перчатках пальцами. – Так надо, такова его воля, – произнес Стрижайло, резко задирая ее подол, обнажая обтянутые колготками, деформированные, оплывшие жиром полушария. – Мы придерживаемся добрых флотских традиций, не правда ли? – Он свирепо рванул колготки, видя уродливый, оставленный резинкой розовый рубец, сизые, с натертыми мозолями ягодицы, большое, бесформенное бедро с черно-фиолетовым рисунком склеротических вен, напоминавших дельту Волги. – Все будет в согласии с флотским уставом, заверяю вас, Вероника Степановна!