Надо помнить, что развитие массового движения происходит не в изоляции от других политических процессов, разворачивающихся в обществе. Периодически обостряющийся Кризис верхов стал в России неизбежным спутником политической системы. Борьба за престолонаследие, соревнование кланов, пытающихся усилить свои позиции при требуемой по Конституции замене Путина на нового президента, открывала новые возможности для всех, кто стремился к переменам. Но опыт 2004 года на Украине свидетельствовал, что эти возможности легко могут быть упущены. «Мы обязаны донести до общественного сознания, – писал левый публицист Дмитрий Галкин, – что левые являются противниками социально-политического строя в целом, и смена одних представителей правящего класса на других сама по себе нас не устроит, независимо от степени либеральности участников этого процесса обмена. По сути дела, перед нами задача превращения противостояния внутри правящего класса в конфликт между правящим классом и обществом».[555]
Отсюда необходимость подняться на третий уровень самосознания – переход от сочетания требований к их обобщению, к формированию консолидированной позиции. Это невозможно без определенного единства организации. Если на первом этапе было достаточно сотрудничества, то на следующем становятся необходимы коалиции. И в конечном итоге нужна организация, отражающая широкие классовые интересы. Не только экономические и социальные, но и политические. Не монолитная, не авторитарная структура, но и не широкая обезличенная сеть. Противоречия движения носят объективный характер.
Это не только пресловутые «амбиции лидеров», на которые принято ссылаться, оправдывая неспособность к Объединению, но, в первую очередь, реальные различия идеологии, организационных методов, политической культуры, а главное – социальные различия в мире труда. Единственным способом преодолеть эти противоречия, не пытаясь их механически подавлять, становится работающая демократия. Не бесконечная дискуссия в поисках «консенсуса», не манипулятивные политические технологии «сетевого маркетинга», когда решения вообще неизвестно кем и где принимаются, а демократический процесс, требующий не только гласного и открытого обсуждения вопросов, но и солидарных действий.
Левые должны не только говорить красивые слова о солидарности, но и сделать культуру солидарности основой своего повседневного политического существования. Точно так же в условиях повсеместного наступления расизма левым недостаточно повторять ритуальные интернационалистские лозунги. Надо превратить интернационализм в объединяющую идею движения, сделать его основой практической работы.
Первой попыткой создания самостоятельной организации был Левый фронт. О нем говорили уже во время Российского социального форума. Для активистов оппозиции, не решавшихся порвать с КПРФ, создание фронта казалось удобным промежуточным решением. Для тех, кто видел необходимость самостоятельной политики – необходимым первым шагом вперед.
К середине 2005 года идея Левого фронта витала в воздухе и в России, и на Украине. КПРФ реагировала на это крайне болезненно, распространяя по своим сетям всевозможные циркуляры, запрещавшие членам и сторонникам партии участвовать в подобных инициативах. Дошло даже до специального распоряжения, призывавшего партийные организации уничтожать тиражи газеты «Правда-info», пропагандировавшей создание фронта.
Напротив, на Украине официальная коммунистическая партия создание фронта поддержала. В интервью газете «Новый понедельник» лидер КПУ Петр Симоненко заявил, что Левый фронт «может оказаться той политической силой, в которой граждане левых взглядов, независимо от партийной принадлежности, смогут выразить свою активную жизненную позицию по отношению к социально-экономической ситуации в стране и побороться за места в представительных органах власти всех уровней».[556]
Как на Украине, так и в России речь шла о широком движении, основанном на сочетании коллективного и индивидуального членства, объединенного общей левой программой, которая оставила бы достаточную свободу для развития различных идеологий и течений. Однако легко заметить, что Левый фронт в трактовке партийных лидеров КПУ превращался в коалицию, ориентированную прежде всего на выборы и обслуживающую потребность партии в мобилизации избирателей. Именно поэтому инициатива буксовала, несмотря на сообщения про «успешный переговорный процесс с нашими потенциальными союзниками».[557]
Для становления Левого фронта нужен был не «переговорный процесс» политиков и бюрократов, а активная работа в массовом движении, работа, никак не привязанная к выборам и тактическим задачам тех или иных парламентских партий.Парадоксальным (точнее, диалектическим) образом в России негативное отношение к Левому фронту со стороны старых оппозиционных структур не только осложняло работу по его созданию, но и способствовало тому, что процесс оказывался более глубоким и радикальным.