Политология революции

Проекты будущего легко превращаются в утопии, очень красивые и привлекательные, но совершенно не пригодные для реализации. Впрочем, проблема утопий не в том, что они не реализуются. Есть множество вполне прагматических проектов, которые тоже не реализуются на практике, причем многие из них в своем приземленном прагматизме не менее далеки от реальности, чем самые абстрактные утопии. Нет, главная проблема утопии в другом. Предъявляя нам картину желаемого будущего в готовом Виде, Они отрывают его от противоречий и борьбы Сегодняшнего дня. А именно из этих противоречий, из этих решений и из этой практики новое общество и родится. При всей своей противоположности нынешнему порядку, новый мир исторически неотделим от старого. Мы строим из тех кирпичей, которые имеем в наличии. В этом мы подобны варварам на развалинах Древнего Рима. И не исключено, что на первых порах устанавливаемые нами порядки будут настолько же примитивнее и буржуазных, насколько варварские строения были архитектурно хуже античных. Другое дело, что история оправдывает подобных горе-строителей. Разрушая величественные сооружения прошлого, они не только удовлетворяли насущные потребности своего времени, но и закладывали основы новой цивилизации, которая, достигнув расцвета, далеко превзошла своих предшественников.

С другой стороны, точно так же, как не варварские нашествия были причиной краха Рима, а напротив, разложение и распад античного порядка предопределил успех варварских вторжений, так и судьба капитализма, в конечном счете, зависит не от нас. Старый режим сам себя разрушает. Вопрос в том, что и кто придет ему на смену. И в этом плане ответственность левых – чрезвычайна.

Немного истории

Вопреки сложившемуся за последние годы стереотипу, программная работа левых на протяжении XX века была достаточно плодотворна. Поражения, понесенные социалистическими силами в конце столетия, отнюдь не означают, что эта работа должна быть забыта, а ее «интеллектуальный продукт» выброшен за ненадобность. Поступая так, мы обрекли бы себя на повторение заново многого из того, что уже сделано, не говоря уж о воспроизведении многочисленных ошибок (кстати, опыт 1990-х показал, что; дружное осознание ошибок большевизма немедленно привело к массовому повторению менее «знаменитых» ошибок, совершавшихся в начале XX века другими течениями революционной мысли).

Считается, что Маркс и Энгельс ограничивались общими тезисами о направлении развития общества после победы труда над капиталом, оставив своим ученикам разрабатывать конкретную программу. Это связано с их неприятием утопий и различных мелкобуржуазных реформистских схем, типичных для ранних коммунистических и социалистических организаций. «Каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ», писал Маркс.[573]

Однако в «Коммунистическом манифесте» мы находим связную программу «первых мер», которые должен предпринять пролетариат сразу же после взятия государственной власти. Эта программа является довольно умеренной (в частности, она, вопреки общей декларации того же «Манифеста», не предусматривает немедленной и полной ликвидации частной собственности на все средства производства). Речь идет о национализации средств сообщения, создании общественного сектора экономики и демократизации политической жизни. Именно эта программа стихийно исполнялась в середине XX века не только революционными, но и наиболее последовательными реформистскими левыми правительствами. Именно против нее была направлена в конце века волна неолиберальной реакции.

По сути, дела речь шла о создании плацдармов для Дальнейшего движения к социалистическому порядку. Пользуясь более поздним термином Льва Троцкого, в «Манифесте» Маркс и Энгельс дали первый набросок «переходной программы».