Между тем в отсутствии программной дискуссии среди левых сложилось некоторое представление о желаемом социалистическом порядке, основанное не столько на теории, сколько на ожиданиях собственных сторонников. В этом плане очень поучительно проанализировать итоги опросов общественного мнения в России. Большинство населения явно недовольно тем, как функционирует капитализм, и желало бы национализации крупных корпораций. Точно так же население желало бы сохранения демократических свобод, активной перераспределительной политики со стороны государства, бесплатного образования и здравоохранения. Напоследок те же люди, что выступают за широкую национализацию природных ресурсов и крупной промышленности, высказываются за сохранение института частной собственности и рыночных отношений.
Получается что-то вроде радикального варианта социал-демократии, прообразом которого была новая экономическая политика Ленина в 1921 году. Только, в отличие от реального нэпа, сопровождавшегося усилением политической диктатуры, новый нэп видится как демократический, с плюрализмом партий, свободными выборами и открытой дискуссией в средствах массовой информации.
Эта картина и в самом деле достаточно привлекательна, Однако не надо забывать ряда обстоятельств. Нэп закончился в 1929 году поражением и установлением сталинского режима, р Это поражение было отнюдь не случайностью. И точно так же не случайностью было и усиление авторитарных тенденций в России, происходившее именно в годы нэпа. Стремление соединить общественную собственность на средства производства с демократическими институтами закономерно, в нем выражается сама сущность социализма. Если общество Не имеет демократических механизмов для контроля над «своей» Собственностью, то эта собственность и не является по существу общественной. И даже будучи официальным собственником, общество эту собственность неизбежно утрачивает – сначала неформально за счет присвоения власти правящей бюрократией, а затем и формально – через осуществляемую бюрократией приватизацию.
Однако значит ли это, будто парламентская демократия, созданная в условиях буржуазного общества, идеально подходит для решения новых задач? Достаточно ли левым ограничиваться рассуждениями о том, что в социалистическом обществе сохранятся все нынешние демократические «и даже больше»? Изменение общественного устройства требует радикального изменения и демократических институтов. Точно так же, как создание большого государственного сектора никоим образом не есть еще социализм.
В конце 1990-х годов модной идеей стала «демократия участия», в качестве примеров которой приводили формирование муниципального бюджета в Порту-Алегри. Однако подобное участие населения в принятии решений, как и любая модель прямой демократии не имеет будущего, если основные ресурсы подвластны частным собственникам и управляются в соответствии с законами рынка. Задача социалистической демократии состоит не только в том, чтобы создать новые каналы участия в принятии решений для граждан города и государства, но, прежде всего в том, чтобы поставить под их контроль экономические процессы.
Программные документы левых партий стремительно деградировали. Конкретные проекты экономических и социальных реформ или революционных мер сменились общими словами о справедливости, равенстве и социалистических ценностях. Не только привычные рецепты стали повсеместно оспариваться, но и сама необходимость заранее составленного плана общественных преобразований оказалась под вопросом. Стало общепринятым заявлять, что не только копирование готовых моделей ведет к удушению свободного творчества масс, но и любые конкретные проекты изменения общества могут только воспрепятствовать этому изменению. Ведь чем более четко мы понимаем, чего мы хотим, тем уже рамки нашего эксперимента! А партии и организации, пытавшиеся сформулировать конкретные программные установки, обвинялись в сталинизме и бюрократической муштре активистов. Революцию и даже реформу нельзя сделать по заранее составленному рецепту: при столкновении с жизнью оборачивается либо приземленным прагматизмом, либо несбыточной утопией.
Отрицая необходимость утопических конструкций и детализированных бюрократических планов, современные левые ударились в другую крайность. Ведь даже критика прошлого опыта имеет смысл лишь в том случае, если мы сделаем из нее практические и конкретные выводы. Если мы готовы сегодня понять причины и последствия поражения русской революции 1917 года, если мы понимаем ключевое значение демократии для антикапиталистических преобразований, отсюда вовсе не следует, будто общих слов о свободе и демократии достаточно для того, чтобы заложить на практике основы подлинного народовластия.
Описывать картины светлого будущего занятие не только бесперспективное, но и достаточно скучное – во всяком случае, по сравнению с попытками изменить мир сейчас и сегодня. Но эта сегодняшняя борьба нуждается как минимум в переходной программе, которая ясно дает понять и нам самим и нашим сторонникам, откуда и куда мы движемся.