Полицейская история

– Ты как-то не очень политкоректно насчет черных и мексиканцев высказался, – сказала она, после еле заметной паузы, заводя машину.

Что напряги в СССР вопреки декларациям, бывают серьезными я в курсе. Местные собачатся с азиатами, понаехавшими работать, но хуже всего дела обстоят с корейцами, вьетнамцами и последнее время с китайцами. Этих вообще никто не любит. Мало кто собственно реально помнит про свары с Мао, но вот что те лезут в страну и берутся работать за половину нормальной зарплаты, бесит. Правда ведут себя иммигранты тише воды, ниже травы. Не разбойничают и не грабят. То есть исключительно своих и жаловаться в полицию не ходят. Там мало того по шее дадут, так и обчистят. Это как бы и преступлением не является, пинать гастарбайтеров.

Между прочим это четкий показатель. Наша нелегальная «чернота» будучи обворованной патрульными бежит жаловаться в суд. И тот не их посадит, а полицейского. Вполне реальный случай. Воровство, да еще и человеком охраняющим закон, тяжелейшее преступление. И не важно у кого. Полиция не расследует дела о нелегальном проживании, они вообще вне подсудности штата.

Здесь жизнь, правила и законы совсем другие. Я как-то спросил у Семы Козлова: а что произойдёт, приезжий убьёт ножом парня, заступившегося за девушку? Ответ был кристально ясным: «Мы сожжём все иммигрантские кварталы: они это знают и боятся». Причем «мы» – это отнюдь не милиция.

– Рассуждать о том, что белые дескать лучше чёрных, или наоборот, – сказал вслух, – вполне нормально и никого особо не трогает вопреки дурацким советским газетам. То есть, нет никакой криминальной статьи. К тому же, свобода слова подразумевает частные свободы. Тонкость, что я могу в свободное от работы время гулять по улице и говорить всем, насколько я лучше всех, и что все дураки, а я самый умный. Это моя частная жизнь. Но, если я в форме или на службе, то я уже не частный человек – я представитель города, закона. Тут уж проходит четкая граница. Раскроешь рот о низших и высших расах или национальностях и вылетишь с работы.

– То есть двоемыслие!

Я уж не стал указывать насколько все одинаковые и про отличие программы КПСС и статей основоположников от действительности. Давно в стране ударно клепают капитализм и среди коммунистов массово появились миллионеры.

– Жить все хотят хорошо. Вот и приходится подлаживаться под окружающее общество. Там принято так – вот и стремись понравиться большинству.

– Знай свое место, – пробурчала Лара.

– А вот это и есть самое противное, – заявил я. – Для меня нет разницы кто ты по происхождению. Важно что ты сделал или сказал. Твои личные заслуги. Плевать мне на всяких белых или желтых, – говорю абсолютно честно. – Мало ли чего в запале иногда человек брякнет. Все зависит от конкретного контекста. Я не люблю, когда кто-то ставит себя выше по причине цвета кожи или религии. Мы все равны, не правда ли? Хотя бы в теории. Хотя бы по воле Бога. Кто-то рождается бедным, кто-то богатым, кто-то больным, а кто-то фэйри. Отношение к любому должно быть одинаковым. А эти… Был я перед отъездом сюда в Нью-Йорке. Какую-то ерунду надо было купить. Вот представь – «Секонд-хенд» доллар за любую покупку, через дорогу магазин с продуктами. Яйца, молоко, пеленки, содовая, попкорн и презервативы. Тут же мексиканская забегаловка, лоток с китайскими полуфабрикатами и пицца. В общем далеко не миллионеры проживают. Обычные люди. Захожу в магазин и мне эта образина за прилавком говорит: «Сними очки».

– Глаза хотел увидеть, – понимающе сказала Лара.

– Верно.

– У нас с этим строго. Дискриминации нет.

Советское самое лучшее, ага. Двоемыслие американцев ее удивляет, своего в упор не замечает.

– Я ничего не имею против фэйри, – продолжаю рассказ, – заверяет он, убедившись что не желтые, но если Бог их проклял, значит, он лучше знает. А раз так кто я такой, чтобы с ним спорить?

Лара покосилась на меня с откровенным интересом. Ей было любопытно, как далеко простирается моя толерантность.

– О! Бить кулаком это так просто! И так чревато. Мы ж живем в свободной стране и каждый имеет право на личное мнение. Я тоже. Поэтому я всего лишь пожал плечами и сказал: «Я в принципе ничего не имею против куна,[85] но законы Джима Кроу[86] очень зря отменили. Рабство давно отсутствует, а ума от этого у бывших работников плантаций не добавилось. Мало мои предки твоих пороли, раз уж Бог отдал африканцев в качестве рабов, ему лучше знать».

Она тихонько рассмеялась. Лара вряд ли слышала про эти законы, но смысл понятен и без объяснений. А я ведь не шутил. Здорово тогда разозлился, давненько таких разговоров не приходилось слышать. Если б посмел возразить, я бы его приложил, хоть и не социопат на манер Микки. Рабу по духу, пытающемуся топтать другого для самоутверждения, стоит напомнить кто хозяин.