Полицейская сага

— От возможности убивать. Когда другие умирали по его воле, он чувствовал себя на седьмом небе. От этого у него… — Язык у капитана стал заплетаться, и он умолк.

Билли попытался вставить слово и переменить тему, но капитан пришел в себя и продолжил свой рассказ.

— Я как-то обнаружил его… неподалеку была большая воронка от снаряда… там находились немецкие солдаты, совсем еще мальчишки и пара стариков… к концу войны мы часто сталкивались с подобным… В общем, в воронке их оказалось восемь. Я пришел к нему, потому что услышал, как он стреляет из своего «томпсона», и решил, что ему нужна помощь. А пришел я тогда, когда он достреливал последнего. Этому солдату было не меньше шестидесяти.

— Ну, один против восьмерых, ему же надо было защищаться. Они же были вооружены?

— Тот последний, которого он застрелил при мне, был вооружен винтовкой с примкнутым штыком, а к штыку был прикреплен носовой платок, то есть белый флаг. Вначале он меня не заметил. Солдат-старик умолял его. Но он выстрелил. И при этом улыбался. Он был в восторге. Оттого, что уложил восьмерых.

— Трудно в подобный миг влезть в чужую душу и чужие мысли. Ему это могло представляться как-то иначе.

— Я знаю, как это ему представлялось. Форма у него была мокрой. А точнее — штаны. Он кончил и спустил в штаны. Все это оказалось для него непомерно влажной мальчишеской мечтой, вдруг ставшей явью.

Билли стало страшно.

— А вы… ему было предъявлено обвинение?

— Прежде, чем я успел на все это хоть как-то отреагировать, меня из-за спины накрыл миномет. Я пришел в себя в полевом госпитале. На следующий же день меня переправили в Англию. Не знаю жив он или мертв, но надеюсь, что мертв. Дома понятия не имеют, что с такими делать. Он же вернется, как герой. У этого было в полку больше всех наград, и все потому, что он любил свою работу. Его обучили убивать людей, и ему это понравилось. Думаю, что я догадывался об этом, но я не мог откомандировать его: он был мне нужен. В конце концов, я смог сделать только одно: написать из госпиталя новому командиру роты, и я даже не знаю, получил ли он это письмо.

Билли поднял голову и увидел, как она пробивалась к нему через толпу.

— Надеюсь, капитан, что он это письмо получил, и полагаю, что вы сделали все, что могли. Надеюсь, что вам легче будет забыть обо всем этом, чем мне забыть про Дрезден, и желаю вам удачи. Извините. — Он протиснулся к ней сквозь толпу и схватил ее за руку. — Пойдем, подышим воздухом. — И они направились к двери.

Возле бывшего конюшенного сарая, рядом с крыльцом «паба» стояла скамейка. На нее-то они и уселись вместе со своей выпивкой; при этом она залезла на скамейку с ногами и уставилась на своего спутника. Звали ее Патриция Ворт-Ньюнэм, и была она англо-ирландского происхождения. Встретился он с ней на обеде у одного генерала в Коннотском замке и бесстыдно увел из-под носа у этого самого генерала. Она была из женского морского отряда, прикомандированного к штабу союзнических войск в Лондоне, и с той встречи они старались каждую свободную минуту проводить вместе. Они засыпали в объятиях друг друга в ее лондонской квартире и в деревенских трактирах, но любовью она с ним не занималась. Давний ее ухажер служил в Королевской морской пехоте, этот парень был ее возлюбленным с детских лет, и Билли полагал, что в этом все и дело. И старался не думать о морской пехоте.

Ему удалось привести в действие все нужные пружины и добиться приглашения на уик-энд от ее семьи в их сельский дом под Кинсейлом в графстве Корк. Семья Патриции была протестантской, потомственно-фермерской, и жили они в огромном, обжитом доме в георгианском стиле, стоящем посреди двух тысяч акров ирландской земли. Отец Патриции был низкорослым, красивым мужчиной, великолепным гостеприимным хозяином, но весьма осторожным в обращении с Билли. На войне он потерял сына и наследника, и у него остались только еще один сын и Патриция. И он не собирался расставаться с ней, отдав ее за какого-то проезжего американца. Билли, однако, заявил напрямик, что, если уцелеет на войне, то сделает ей предложение.

— Парень вы неплохой, — ответил Ворт-Ньюнэм, — и не первый говорите со мной об этом, как вы, надеюсь, догадываетесь. Колин Кадмор домогается ее с младенчества, и будь на то моя воля, давно бы ее получил. А она выросла в седле и любит эту землю. Став женой американского юриста, она не обретет счастья.

— Мистер Ворт-Ньюнэм, — ответил Билли, глядя собеседнику прямо в глаза, — знаю, что для вас я всего лишь иностранец, и догадываюсь, как вы, должно быть, хотите удержать ее здесь, но я ее люблю и способен обеспечить ей достойную жизнь. Земля есть и в штате Джорджия, но я полагаю, что жизнь в Лондоне научила ее предъявлять еще более высокие требования. И, главное, ни вы, ни я не знаем, хочет ли она меня. А если она решит, что хочет, то надеюсь, что вы и миссис Ворт-Ньюнэм дадите нам свое благословение.

— Поскольку мы тоже ее любим, то не представляю себе, как может быть иначе, но мне кажется, вам следует выяснить, хочет ли она взять вас в мужья.