Полицейский

— Господа, — Маршалк поднял рюмку. — Давайте выпьем, и Валентин Яковлевич введет тебя, Саша, в курс дела. Выйдя из кабинета, Кулик сказал Бахтину: — Не знаю, как и начать, Александр Петрович…

— С самого начала, милейший Валентин Яковлевич.

— Время по нашей московской жизни обеденное, не заглянуть ли нам в трактир, там за зеленым вином и потолкуем всласть.

Кулик испытующе, прищурившись, глядел на Бахтина. И Бахтин понял, что это не просто приглашение, а своеобразная проверка, как поведет себя новый начальник. От его решения зависело многое. Он был уже не чиновником для поручений, а заметной фигурой в полицейской иерархии Москвы. Даже при этой должности он мог стать статским советником и получить генеральское шитье.

Бахтин понимал, что от того, как у него сложатся взаимоотношения, в первую очередь, с чиновниками для поручений, зависит его будущая работа. А самое главное, что ему не надо было переламывать себя. Бахтин весьма скептически относился к чинам, видя в них только улучшение личного благополучия. Новые погоны и должность увеличили его бюджет почти вполовину, и это его радовало несказанно.

— А что, Валентин Яковлевич, у вас, наверное, на примете что-то есть? — Обижаете, Александр Петрович. — Тогда в путь. Куда следуем?

— Два шага. В трактир Волкова Алексея Григорьевича, Никитская, 25.

Внезапно Бахтин словно увидел себя со стороны: сюртук с погонами, ордена, медали. — В таком виде-то?

— Сидеть будем в отдельной комнате, — успокоил его Кулик. — Ну тогда, ладно.

Они вышли на улицу. Ветер тащил по тротуару осенние листья. Воздух был сыровато-свежим. Пахло дымком и хлебом.

Из соседнего дома вышел полковник Мартынов, начальник Московского Охранного отделения.

— Здравия желаю, коллежский советник. — Мартынов приложил пальцы к козырьку.

— Мое почтение, полковник. — Бахтин бросил руку к фуражке.

И пока Мартынов оглядывал его, подумал о том, что есть своя прелесть у его чина, равном полковничьему.

— Я-то думал, дорогой коллега, что вы к нам заглянете, — Мартынов усмехнулся, — все-таки соседи. — Всенепременно. Я же в Москве второй день. — Жду, жду.

Мартынов перешел улицу и сел в защитного цвета мотор.

— Завидую вам, — вздохнул Кулик, — что значит чин. Самого Мартынова послали куда подальше.

— Не завидуйте, Валентин Яковлевич, жандармы — господа памятливые, мне еще этот разговор аукнется.

— Истинно, что памятливые. В 1908 году, когда надворный советник Кошко стал нашим начальником, он крепко поругался с охранкой. Они у нас людей требовали для каких-то своих дел. Александр Францевич им ответил, берите, только мне дайте десяток ваших филеров.

— Ну, и чем кончилось? — До Бахтина в свое время доходили отголоски ведомственной битвы.

— А ничем, генерал Андрианов сказал: «Богу Богово, кесарю — кесарево». На том и разошлись.

Под их ногами выгнули спины тихие московские переулки, кончался короткий осенний день, но было еще малолюдно.

В Москве почему-то далекая война казалась заметнее. Видимо, от обилия патриотических плакатов на стенах, да прапорщиков побольше таскалось по улицам, у входов во многие особняки висели белые полотнища с красными крестами, здесь развернули госпитали.

По Никитской в сторону бульваров прошел белоснежный с красным крестом на боку трамвай.

— Раненых повезли, — вздохнул Кулик, — днем их редко возят, а ночью…

— В Петербурге этого нет. — Задумчиво сказал Бахтин.

— Столица. Высшие чины империи проживают. А мы город губернский, тихий. Ну вот и пришли. Встречал их сам хозяин.

— Знакомься, Алексей Григорьевич, — похлопал его по плечу Кулик, — это наш новый начальник, знаменитый Александр Петрович Бахтин.

— Как же-с. Наслышаны, господин полковник. — Алексей Григорьевич почтительно потряс протянутую руку.

— Алексей Григорьевич, — улыбнулся Бахтин. Он знал, что улыбка делает его лицо значительно добрее, поэтому улыбался тем, кому хотелось понравиться. — Сегодня у вас возвращение блудного сына происходит, так уж покормите по-московски.

— Знаем, Александр Петрович, наслышаны, что вы наш коренной, александровец бывший. Все приготовлено в лучшем виде. Прошу-с за мной!

У раздевалки они свернули в маленький коридорчик, пол которого покрывал ковер, а стены были обиты неярким штофом.

— Прошу-с. — Волков открыл дверь в уютный кабинетик, стены которого были расписаны видами Москвы. — Располагайтесь.

Он помог гостям раздеться. С нескрываемым одобрением посмотрел на сюртук Бахтина, завешанный крестами и медалями, и сам разлил по рюмкам настойку.

— Не сочтите за нахальство, Александр Петрович, я позволю одну рюмку с вами выпить. Так как для нас, торговых людей, ваш приезд радость большая. Мы про вас все газеты прочитали, торговые люди говорят, что теперь жиганью конец пришел. Они выпили, и Волков деликатно удалился.

— Большая это сила — газеты. Господа литераторы если уж распишут, то знать вас будет весь город, — усмехнулся Кулик. — Про меня, когда я еще простым сыщиком был, несколько раз господин Гиляровский писал. Я тогда собачками занимался, так уж получилось, что почти все кражи животных поднимал. — А вы давно в полиции?