Полицейский

— Они наследили очень. У порога след мужской туфли, весьма изящной, и следы офицерского сапога со шпорами. Потом глядите, коньяк дорогой, от Елисеева, колбаса языковая тоже из хорошей гастрономии.

Один сел пить с Полуяновым коньяк, а второй зашел со спины и выстрелил в него из браунинга. — Почему из браунинга? — Следователь закурил. — Пока отрабатываем версию доктора.

— Господин начальник, на полу ничего, щелей много! — крикнул Баулин. — Вскрывай половицы.

— Подождите, подождите, — удивленно вмешался следователь, — выдумаете…

— Ананий Николаевич, они, как видите, даже стаканы и бутылку не убрали, думали, что сторожка-то сгорит, ан нет, ветер в другую сторону повел. — А почему же они труп вытащили?

— Да все потому же. Если бы труп сгорел, сгорела бы какая-то часть их плана. Так что будем ждать неожиданный поворот. — Вы думаете, что нас пустят по ложному следу? — Обязательно.

— Есть! Есть! Господин начальник, гильза. — В руке Баулина поблескивал закопченный бочонок гильзы.

— Так. — Бахтин взял гильзу. — Молодец. Господа криминалисты, попрошу ко мне. Оба чиновника подошли к Бахтину. — Вот гильза, что скажете?

— В трупе выходного отверстия нет, потому что стреляли из дамского браунинга, — ответил один из чиновников.

— Верно. Это дамский браунинг, калибр четыре и пять. Пожалуйста, господа, отпечатки пальцев на стаканах, бутылке, ноже. — Это понятно.

— Что думаете, Александр Петрович? — спросил Маршалк.

— У меня бы похожий случай в Петербурге. Думаю, что ничего нового они не придумают, схема одна и та же. Вот увидите, виновный найдется быстро.

— Сколько имущества сгорело, — огорченно вздохнул Маршалк, — сотни тысяч рублей.

— Так здесь же, Карл Петрович, — вмешался Кулик, — эти папахи и шинели лежали, да сапоги. Нет товара, нет дела, а то, что подполковник интендантской рапорт написал, они еще его в лихоимстве обвинят. — Но у нас накладные, все документы на товар.

— Так они, Карл Петрович, заявят, что товар-то качественный был. — И то, твоя правда, Валентин Яковлевич. Только когда рассвело, Бахтин увидел, что натворил огонь. К нему подошел Женя Кузьмин. — Ну как, Саша? — Потом расскажу.

— Пойдем, я тебя с главным пожарным познакомлю.

В нескольких шагах от них стояли двое: один в помятой пожарной каске, а второй — крепкий человек в поддевке и картузе, с вислыми седыми усами.

— Знакомьтесь, господа, — сказал Кузьмин, — это Александр Петрович Бахтин, известный наш криминалист.

— Очень приятно, — устало бросил руку в каске офицер, — ротмистр Андреев Николай Альфредович, городской брандмайор.

— Наслышан о вас, голубчик, — прогудел седоусый. — Да и рассказец ваш читал. Неплохо. Гиляровский. Он сильно сжал руку Бахтина. Бахтин ответил. Гиляровский усмехнулся и сдавил сильнее. Бахтин опять ответил.

— Неплохо, совсем неплохо для полицейского чина. — Засмеялся репортер, — правда, я слышал, что вы гимнаст, английским боксом балуетесь.

— Баловался. Уж года два, как не участвовал в матчах.

— Напрасно, приходите к нам в Гимнастическое общество, есть занятные ребята. — Много сгорело, Николай Альфредович? — Весьма. — Пострадавшие есть?

— Мои пожарные грудью, можно сказать, отстояли склад медикаментов. Иначе взрыв был бы знатный. Как вы считаете, Александр Петрович, поджог? — Чистой воды.

— Ну мы сделали, что могли, теперь ваша работа. Если какие вопросы возникнут, телефонируйте, милости прошу ко мне на Пречистенку, а пока, господа, извините, служба.

Брандмайор пошел к пожарным, ступая тяжело, как очень усталый человек.

— Досталось им, — прогудел Гиляровский, — давно на Москве такого пожара не было. Так что же, Александр Петрович? — Что я вам могу сказать, Владимир Алексеевич… — А вы, значит, мое имя и отчество знаете?

— Не кокетничай, Володя, — засмеялся Кузьмин, — тебя вся читающая Россия знает. Гиляровский довольно усмехнулся: — Так как, Александр Петрович?

— Милые мои литераторы, дело о поджоге, думаю, примет самый неожиданный оборот.

Раздался бешеный стук копыт, и на двор влетела пролетка, в которой восседал, как монумент, полицмейстер второго отделения, статский советник Севенард. Он лихо выскочил из пролетки. Не полицмейстер, а картинка. Сияли серебряные с генеральским шитьем погоны, ослепительно горели пуговицы, блестели лакированные сапоги. Звеня шпорами, он подошли к Бахтину. — Желаю здравствовать, Александр Петрович. — Мое почтение, Александр Николаевич. — А где следователь? — У сторожки.

— Позвать, — рявкнул полицмейстер околоточному. И, обращаясь к Бахтину, спросил: — Ну что, следы есть?

Голос его бы лукав и насмешлив. Веселая улыбка пряталась в закрученных гвардейских усах. — Есть новости по делу? — спросил Бахтин.

— Сейчас, батенька, сейчас, — полицмейстер разгладил лайковой перчаткой усы, — все узнаете.

Он выдержал паузу, как хороший театральный актер, дожидаясь, пока не подошли Шабальский, Маршалк и сыщики.

— Милые мои Шерлоки Холмсы, я сам люблю эту литературу почитывать, но полицейская служба — дело, от ваших научных теорий не зависящее.

— Так в чем дело, Александр Николаевич? — удивился Маршалк.