— Да, господинчик, прямо скажем, поганый. Ни стыда, ни совести. По крупному играет в Английском клубе, постоянно торчит в кабаках, истории с бабами. Но тылы у него защищенные. Связи у него и в Петербурге мощные. А сейчас еще Удельное ведомство возглавил его друг тайный советник Кручинин, родственник Фредерикса. — Боитесь? — засмеялся Кузьмин. — Вам не стыдно, Женя? — Стыдно.
— Тогда начинайте, благословясь. Сколько вам понадобится времени?
— Пока не знаю, но еженедельный фельетон буду сдавать аккуратно.
— Прекрасно. Это меня может примирить с вашим начинанием. Кстати, я слышал, что полицейское разбирательство возглавил Бахтин. — Да. — Ну, тогда материал из первых рук.
— Понимаете, Федор Иванович, меня очень интересует фигура Коншина как некий социальный тип. Вдумайтесь, человек получил прекрасное образование, но служить не пошел. Уехал во Францию покупать квартиру в Париже, роскошную виллу в Ницце. Игорные дома, дорогие женщины, кутежи. Но в имениях своих сумел организовать дело так, что они приносили ему огромные барыши.
— Не он организовывал, — перебил его Благов, — а Шатило. Есть у него такой главный управляющий, министерская голова у мужика. Он же вложил деньги в акции всевозможные, в банк «Лионский кредит». А Коншин наш только купоны стриг.
— Да разве в том дело. Гоняет по Москве в дорогом авто из красного дерева, содержанке своей тысячные подношения делает. Без всякого стеснения. Ведь война.
— Кому война, а кому и мать родна. Вы думаете, он ворует?
— Вот это я и хочу выяснить. Вы, Федор Иванович, Мишу Павлова наблюдали сегодня?
— В репортерской отчет о вчерашних скачках пишет. — Он-то мне и нужен.
В репортерской, несмотря на открытую форточку, плавали облака табачного дыма.
Это была самая шумная и веселая комната в редакции. Беспрерывно звонил телефон, сюда стекались все последние новости.
Репортеры, забубённая компания, знавшие подноготную всей Москвы, курили, смеялись, писали что-то на длинных листах бумаги.
Кузьмина встретили радостно. Его здесь любили и уважали. Любили за талант, добрый характер и желание всегда помочь товарищу.
Уважали за то, что, став известным газетным писателем, не зазнался, а был прост и весел. Помнил, что сам когда-то начинал в этой комнате репортером. Миша Павлов только что закончил писать. — Миша, ты мне нужен, — позвал его Кузьмин. — Сейчас, Женя, только гранки сдам секретарю. — Тогда приходи ко мне.
Кузьмин с большой теплотой относился к репортеру. Ему нравились пробивной Мишин характер, веселый добрый нрав.
Отец его Николай Павлов держал в Москве суконную торговлю, но Миша, окончив коммерческое училище, сбежал из скучного отцовского дома с провинциальной труппой. Отец проклял его и лишил наследства.
Несколько сезонов Миша проработал в провинции, играл любые роли, а однажды написал театральный фельетон «Провинциальные кулисы».
Его заметили, позвали в «Воронежскую газету», оттуда он и перебрался в Москву и стал репортером «Русского слова». У него было хорошее перо, острый глаз и необыкновенное умение добывать сенсации.
Жил он недалеко, на Страстном бульваре. Двери его дома были открыты для всех в любое время. Ежедневно в квартире веселились. Жена его Маша, прелестная провинциальная актриса, ныне работающая у Корша, обожала пряную, ночную жизнь.
В его доме можно было встретить актеров, писателей, журналистов, антрепренеров, фронтовых офицеров. Одним словом, открытый дом.
В начале войны Миша окончил школу прапорщиков и несколько месяцев воевал, заработал анненский темляк на шашку и Станислава с мечами.
Но Сытин через Скобелевский комитет добился его возвращения в редакцию.
И вновь стал Миша репортерить. Он писал о бегах и театре, обслуживал для редакции московские рестораны. Был своим человеком в тайных домах свиданий, на подпольных «мельницах», знал всех грязных букмекеров.
Его веселый нрав, а главное — недюжинная физическая сила не раз выручали его в непростых ситуациях на московском «дне».
— Ну вот, — засмеялся Миша, входя в кабинет Кузьмина, — на сегодня отмотался. Ты чего, Женя? — Миша, у тебя в «Мавритании» связи есть? — Конечно. А что надо? — Надо поговорить там кое с кем. — О чем, Женя?
— Вчера там Коншин гулял с компанией, так я хочу узнать, что за люди были, когда за стол сели и когда ушли.
— Владеет рестораном мадам Матрусина, но она там не бывает. А вот управляющий Семен Семенович знает все. — Как ты с ним? — Он мне кое-чем обязан. — Давай съездим. — Телефонируем сначала. Миша снял трубку.
— Алло… Барышня… 21-15 попрошу… Спасибо… Алло… «Мавритания»… Попросите Семен Семеновича… Спасибо, жду… — Миша закрыл ладонью микрофон, подмигнул Кузьмину. — На месте. Алло… Семен Семенович. Павлов… Я тоже рад слышать… Слушай, Семен, мне бы с тобой по одному делу перетолковать надобно… Прямо сейчас… Жди, еду. Павлов положил трубку и сказал: — Ну что, едем, Женя, нас ждут. Лихача взяли на Страстной, сторговались быстро. — Петроградский проспект, 58.
— В «Мавританию», что ли? — спросил здоровенный возница. — Туда.
— Так и говорите. Эх! Голуби, быстрей, барин на водку даст.