Полицейский из библиотеки

— Если бы у меня была тысяча ненаглядных, я бы их все проглотил, сказал вдруг Люки. — Я бы разом высосал их все. Вот так чао! Вот так чао! Вот так чао-де-дао!

— Я верю тебе, — повторил Сэм и похлопал Дейви по костлявому плечу. А в мыслях закралось, Боже упаси! — нет ли у Дейва блох. Следом за этой неблаговидной мыслью появилась другая: вообще был ли кто-нибудь из членов Ротари Клаб, этих здоровенных и добродушных парней. в этой части города? У него возник вопрос, а знают ли они вообще об улице Углов. И у него возник вопрос, а думал ли Спенсер Майкл Фри о таких людях, как Люки, и Рудольф, и Дейв Грязная Работа, когда он писал, что в этом мире человеческое прикосновение — все. прикосновение рук, твоей и моей. Сэм внезапно ощутил стыд при воспоминании о своей речи. напыщенной, восхваляющей простые прелести жизни маленького города.

— Ну и хорошо. — сказал Дейв. — Значит, я могу приходить в следующий месяц?

— Конечно. Ты отвез газеты в комбинат переработки вторичного сырья, правда?

— Угу. — Дейв Грязная Работа показал пальцем с желтым грубым ногтем. — Прямо туда. Но они закончили работу.

Сэм кивнул. — А что ты сейчас делаешь? — спросил он.

— А так, провожу время, — сказал Дейв, развернул плакат и показал Сэму.

На плакате была изображена улыбающаяся женщина, в руках которой деревянное блюдо с жареным цыпленком; и первое, что поразило Сэма, что нарисовано хорошо, правда хорошо. Пьянчуга или нет, Дейв Грязная Работа от природы умел рисовать. Над картиной было аккуратно написано:

ЦЫПЛЕНОК НА ОБЕД В ПЕРВОЙ ЦЕРКВИ МЕТОДИСТОВ

ПОЖЕРТВОВАНИЯ НА ПОДДЕРЖАНИЕ НОЧЛЕЖКИ

ДЛЯ БЕЗДОМНЫХ

НА УЛИЦЕ АНГЕЛОВ

15-ГО АПРЕЛЯ.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

С 6 ДО 8 ВЕЧЕРА

ЖДЕМ ТЕБЯ, ЖДЕМ ВСЕХ

— Это будет до антиалкогольной встречи. — сказал Дейв.

— Но нипочем нельзя писать на плакате об АА. Это что-то вроде секрета.

— Знаю, — сказал Сэм. Он помедлил, а потом спросил: — А ты ходишь на АА? Можешь не отвечать, если не хочешь. Я знаю, что это не мое дело.

— Я хожу, — сказал Дейв, но это трудно, мистер Пиблз. Я проглотил больше лекарств, чем Картер от своей печени. Мне этого хватает на месяц, иногда на два, однажды я не пил целый год. Но это трудно. — Он покачал головой.

— Некоторые говорят, что ни в какую не выдерживают такую программу. Видать, я один из них. Но я стараюсь.

Сэм перевел взгляд на женщину, державшую цыпленка на блюде. В картине не было слишком много деталей, поэтому ее нельзя было назвать ни карикатурой, ни наброском, но это была и не живопись. Было ясно, что Дейв Грязная Работа рисовал ее впопыхах, но он схватил доброту в глазах, и в линии рта был слабый намек на улыбку, вроде последнего луча солнца на закате дня. И. как ни странно, женщина показалась Сэму знакомой.

— Это чей-то портрет? — он спросил Дейва.

Дейв расплылся в улыбке. Он кивнул. — Это Сара. Она что надо, мистер Пиблз. Нашу ночлежку закрыли бы пять лет тому назад, если бы не она. Она находит нужных людей, когда мы не можем уплатить налоги или привести все в порядок к приходу жилищных инспекторов. Она называет людей, которые дают деньги, ангелами, но она и есть ангел. Мы назвали это место в честь Сары. Конечно, Томми Сент Джон переврал название, когда изготовлял табличку, но не нарочно. Дейв Грязная Работа замолк на минуту и уставился на свой плакат. Не поднимая головы, он добавил: — Томми уж нет: чего уж. Умер нонешней зимой. Разорвалась печень.

— О, — сказал Сэм и затем печально заметил: — Очень сожалею.

— К чему. Ему это не надо.

— Чао-де-дао! — воскликнул Люки, вставая. — Чао-де-дао! Вот так разухабистый чао-де-дао! — Он принес свой плакат Дейви. Внизу, под оранжевыми каракулями, он нарисовал женщину-монстра, ноги которой заканчивались акульими плавниками, которые, как подумал Сэм, задумывались как туфли. В одной руке она ловко держала бесформенное блюдо с голубыми змеями, другой крепко сжимала цилиндрический коричневый предмет.

Дейв взял плакат у Люка и внимательно посмотрел на него. — Хорошо, Люки.

Губы Люки поплыли в стороны в радостной улыбке. Он показал на коричневый предмет. — Посмотри, Дейви, у нее едрена ненаглядная!

— Конечно. Неплохо. Поди-ка включи телевизор, если хочешь. Уже идет Стар Трэк. А у тебя как дела, Дольф?

— Я рисую лучше, когда меня подогреешь, — сказал Рудольф и подал свой плакат Дейву. На нем была изображена куриная нога гигантских размеров, а вокруг стояли тонюсенькие мужчины и женщины и разглядывали ее. — Это игра воображения. — сказал Рудольф Сэму. Он говорил неистово.

— Мне это нравится, — сказал Сэм. Ему, в самом деле, понравилось. Плакат Рудольфа напомнил ему карикатуру из Нью-Йоркера, одну из многих, которые он не мог понять, потому что они были выполнены в сюрреалистической манере.

— Хорошо. — Рудольф внимательно изучал его. — Ты уверен, что у тебя нет 25 центов?

— Уверен, — сказал Сэм.