— Пока Валентин Йертсен отбывал срок за нападение на несовершеннолетних, он изнасиловал и искалечил женщину-дантиста в Иле. Он опасался мести за это и решил бежать. Для того чтобы сбежать из Илы, не надо быть волшебником, но Валентин хотел сделать так, чтобы все подумали, будто он умер, и не стали бы его искать. Поэтому он убил соседа по тюрьме, Юдаса Юхансена, избил его до неузнаваемости и спрятал труп. Когда Юдас не явился на перекличку, его объявили сбежавшим. Потом Валентин угрозами заставил тюремного татуировщика нанести копию собственной наколки с лицом демона на единственное уцелевшее место на трупе Юдаса — на грудь. Он пообещал убить татуировщика и всю его семью, если тот когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажет. В ночь своего побега Валентин переодел Юдаса Юхансена в свою одежду, положил его на пол в камере и оставил дверь открытой, чтобы любой мог туда попасть. Когда на следующее утро обнаружили труп того, кого приняли за Валентина, никто особо не удивился. Это было более или менее ожидаемое убийство заключенного, которого ненавидели больше всех остальных. Все было настолько очевидно, что у трупа даже не сняли отпечатков пальцев и, уж конечно, не провели анализ ДНК.
На некоторое время за столом воцарилась тишина. Вошел какой-то посетитель и хотел было присесть за соседний столик, но под взглядом Хагена переместился вглубь помещения.
— Ты хочешь сказать, что Валентин сбежал и живет-поживает, — подытожила Беата Лённ. — И что это он совершил как давние убийства, так и убийства полицейских. И что мотивом последних убийств стала месть полиции как таковой. И что он использует места совершения своих старых преступлений для совершения новых. Но за что конкретно он мстит? За то, что полиция делает свою работу? Тогда немногие из нас остались бы в живых.
— Я не уверена в том, что он мстит полиции как таковой, — сказала Катрина. — Надзиратель в Иле рассказал мне, что к ним приходили двое полицейских и расспрашивали некоторых заключенных об убийствах девочек в Маридалене и Триванне. Они разговаривали с самыми жестокими убийцами и рассказывали больше, чем спрашивали. Они указали на Валентина как на… — Катрина сделала паузу, — растлителя детей.
Все, включая Беату Лённ, вздрогнули. Удивительно, как одно слово способно произвести больший эффект, чем самые жуткие фотографии с места преступления.
— Даже если это было не настоящим смертным приговором, то чем-то очень похожим.
— И эти двое полицейских?
— Надзиратель, с которым я говорила, их не помнит, и их визит нигде не зарегистрирован. Но можно угадать.
— Эрленд Веннесла и Бертиль Нильсен, — произнес Бьёрн Хольм.
— Начинает вырисовываться определенная картина, вам не кажется? — заметил Гуннар Хаген. — Этот Юдас подвергся такому же жестокому избиению, какое мы наблюдали при убийстве полицейских. Доктор?
— Да-да, — ответил Эуне. — Убийцы — рабы привычек и придерживаются опробованных способов убийства. Или одинаковых методов выброса ненависти.
— Но в случае с Юдасом у жестокости была определенная цель, — сказала Беата. — Замаскировать собственный побег.
— Если события и вправду разворачивались таким образом, — ответил Бьёрн Хольм, — того зэка, с которым говорила Катрина, вряд ли можно назвать самым надежным свидетелем.
— Верно, — сказала Катрина. — Но я ему верю.
— А чего так?
Катрина криво улыбнулась:
— Как там Харри говорил? Интуиция — это сумма множества мелких, но совершенно конкретных вещей, которым мозг еще не успел дать определения.
— Может, откопаем труп и проверим? — спросил Эуне.
— Как же, — фыркнула Катрина.
— Кремирован?
— За неделю до этих событий Валентин составил завещание, в котором просил после смерти кремировать его как можно быстрее.
— И с тех пор о нем никто ничегошеньки не слыхивал, — сказал Хольм. — Пока он не пришил Веннеслу и Нильсена.
— Именно такую версию представила мне Катрина, — ответил Гуннар Хаген. — Она еще слабенькая и, мягко говоря, довольно дерзкая, но, пока наша следственная группа пытается добиться результатов по другим версиям, я хочу дать шанс этой. Именно поэтому я собрал вас здесь сегодня. Я хочу, чтобы вы составили маленькую группу особого назначения, которая проверит этот — и только этот — след. Остальным предоставьте заниматься большой следственной группе. Если вы возьметесь за это задание, то будете отчитываться непосредственно передо мной, и… — он покашлял, звук его кашля походил на короткие громкие выстрелы, — и только передо мной.
— Ага, — сказала Беата, — то есть…
— Да, вы будете работать втайне.
— Втайне от кого? — спросил Бьёрн Хольм.
— От всех, — ответил Хаген. — Абсолютно от всех, кроме меня.
Столе Эуне прочистил горло:
— А особенно от кого?
Хаген большим и указательным пальцем перекатывал туда-сюда складку кожи на шее. Веки его наполовину закрылись, как у ящерицы на солнышке.
— От Бельмана, — твердо произнесла Беата. — От начальника полиции.
Хаген всплеснул руками: