— А мы все о вас гадали, думали! — уже на улице сообщил детективу, лукаво поглядывая на него Фанкиль — насмотрелись на такое, что без шпиона из враждебного города сплошная скукотища. Слышали про аутодафе, кого вчера на площади жгли?
— Зачем я вам нужен? — чиркая спичкой, чтобы прикурить, угрюмо спросил у рыцаря недовольный детектив — мэтр Тралле сказал, что мы с Анной свободны до понедельника, а сегодня воскресенье. Откуда вам известно где я живу, это Анна вам выдала?
— Нет, это мэтр Дезмонд — ответил Фанкиль и указал на уже притороченный к седлу лошади туесок, из которого выглядывала недовольная тем, что в него заливает дождь кошачья морда — мэтру Тралле срочно нужен отчет о ваших вчерашних приключениях. С вами Анна ничего не напишет, а так хотя бы со скуки сядет и займется делом.
Для Вертуры у рыцаря имелся запасной конь. На улице их ожидал Даскин, которого оставили снаружи, под дождем, охранять снаряжение и лошадей. Ничуть не смущаясь того что он уже весь мокрый, полицейский бодро покачивался в седле, перекидывался шуточками с дворником Фогге и истопником Гуццо, что стояли под аркой, делали вид, что очень заняты какой-то работой, курили.
— А что это вы, господа кавалеры, носите в своих сумочках? Просветите старика, уважьте, будьте так любезны! Всю жизнь узнать хотел, но все боялся спросить! — ерничал пожилой истопник Гуццо, в молодости кочегар сталелитейного цеха.
— Улики — видя, что Даскин внимательно смотрит куда-то в сторону вдоль по улице, игнорирует вопрос, отвечал ему Фанкиль — кто много болтает, тому и подкидываем.
— Эх, денежек бы лучше кто подкинул! — взмахнул рукавом, мечтательно и печально закачал головой, оперся на метлу истопник — а улики, извольте, оставьте лучше себе!
Улыбнувшись, кинув ловкому попрошайке пару мелких монет, полицейские вскочили в седла, надвинули пониже на лица капюшоны, чтобы не заливал дождь, и поехали в сторону проспекта Рыцарей.
— Это, кстати, комната Адама Роместальдуса — внезапно, когда они чуть отъехали вперед от остальных, сообщил детективу Фанкиль и многозначительно кивнул ему — интересное совпадение, не правда ли? Из ваших окон он наблюдал за тем домом, что через перекресток. Обратили внимание, чья это фазенда?
— Это во времена Смуты? Сэр Прицци был под подозрением?
— У сэра Августа было двое сыновей. Младший — Андрес, погиб под Эскилой в стычке с людьми барона Келпи, а старший — Хольгер, при невыясненных обстоятельствах сгорел в кабаке — внезапно властно и жестко сверкнул глазами, ответил рыцарь, намекая на то, что об остальном должен догадаться сам детектив — по официальной версии, причиной пожара в Червивой Харчевне при котором погибли Прицци младший и несколько его друзей, а также хозяин заведения с женой и детьми, стало неосторожное обращение с огнем. Но есть мнение, что это дело рук вашего клеврета Бориса Дорса, хотя никаких формальных доказательств к этому найдено не было.
Вертура промолчал, мысленно отправив рыцаря куда подальше, рассудил, что если тому будет действительно нужно, он сам расскажет подробно, без всяких догадок и этих глупых игр в вопросы и ответы.
Видя, что детектив не проявил к его истории никакого интереса, Фанкиль разочарованно замолчал. Ничего больше не говорили и остальные полицейские.
На улицах было пустынно. Сильный, внезапно заливший Гирту, дождь загнал всех в дома под крыши.
— Лежат сейчас, страдают все с больной башкой, не проснулись еще после бессонной ночи, бездельники — глядя на распахнутое окно и уныло сидящих на подоконнике, курящих, мрачно и бессмысленно взирающих на мостовую, как будто размышляющих, что с ними такое происходит и куда они попали, мужиков, равнодушно, без всякого энтузиазма, констатировал про себя детектив.
О празднике же, который вроде как еще даже и не закончился, сейчас напоминали только усталые прохожие в полосатых столичных плащах и беретах с помпонами, вяло бредущие куда-то по улицам, наверное еще за вином и едой, все еще висящие по фасадам домов промокшие, обратившиеся тряпками вымпелы и флажки, да черные лужи резко и неприятно пахнущей гари на перекрестках на месте погасших кострищ. Палисады, что перегораживали проспекты ночью, были разобраны или отодвинуты к домам, скамьи и столы, непрогоревшие бревна и угли унесены во дворы. Вставшие еще засветло дворники ходили с метлами по улицам, убрали черепки от разбитых по пьяни кувшинов, кружек и бутылок. Гребли опавшие с деревьев, уже потихоньку начинающие желтеть листья, счищали с улиц свежий конский навоз, что оставляли за собой с грохотом и цокотом копыт проносящиеся по улицам кареты и неспешно проезжающие верховые. Изнуренные пешеходы шагали вдоль домов. Мрачные, опущенные к мостовой лица выражали немую, безразличную покорность и уныние. Все, что было еще только вчера — яркое солнце, веселье, беззаботную радость и сладостную усталость после веселого застолья — все смыло студеным серым дождем, омывшим улицы Гирты. Как будто ничего этого никогда и не было.