Полиция Российской империи

4. Тот же Попов рассказывает: «В бытность мою полицейским надзирателем московского охранного отделения, мне было поручено (прибл. в 1900 г., в марте) задержать на улице нелегального еврея, по указанию филеров, когда он выйдет со сходки (у Мясницких ворот). В 12 ч. ночи упомянутый еврей вышел оттуда и направился к Сретенке, усиливая с каждой минутой шаг, и постоянно оглядываясь по сторонам и назад. Медлить было нечего, надо было арестовать, чтобы не упустить, но этого я сделать не мог, так как начальником было сделано приказание вывести его в безлюдное место, и тогда лишь только задержать — боялись, что публика может отбить его. Нелегальный шел все быстрее и быстрее, и я с филером стали отставать. Тогда мы решили, во что бы то ни стало, арестовать его, не допустив до Сретенки и, быстро догнав его, взяли сзади за руки, сказав ему, что приказано доставить в охранное отделение; еврей оказал сопротивление, вырываясь от нас; быстро собралась толпа. Еврей стал кричать, что его ни за что тащат сыщики в охранку, просил публику, в которой было 2–3 студента, помочь ему отбиться, но в это время он уже был втискан нами в сани нашего извозчика. Толпа обступила нас, требуя дать ей объяснение, по какому поводу задерживаем „ученика". Тогда я обратился к публике со словами: „Господа, оставьте нас ради Бога в покое, разве вы не видите, что он помешанный и бредит сыщиками? Ведь он сын нашего хозяина, и мы его ищем 4 дня. Мать и отец его в отчаянии". Из публики послышались разного рода комментарии, извозчик же наш, улучив минуту, погнал, и мы благополучно доставили его в отделение, где произвели личный обыск, но находившиеся при нем чугунные часы не отобрали. После чего к нему вышел ротмистр Сазонов, которому он заявил, что „сыщики" везли его, как собаку, положивши поперек саней. Ротмистр Сазонов, по всей вероятности, улыбнулся на эту фразу, а еврей моментально сорвал с себя часы, бросил их со страшной силой в лицо ротмистра Сазонова, но к счастью промахнулся».

5. Писец саратовского охранного отделения Мольков докладывает: «Во время декабрьского 1905 года мятежа в Москве, в бытность мою в то время на службе в московском охранном отделении, со мной был следующий случай. После взрыва революционерами охранного отделения и нападения на дом градоначальника, я сдал дежурство по канцелярии и, вместе с другим товарищем по службе, отправился, с разрешения начальника охранного отделения, к себе на квартиру, к своей семье, которая, услыхав о взрыве в отделении и отправлении дежурного надзирателя в больницу, была в отчаянии, зная, что я был в это время дежурным. Перед выходом из отделения мы намеренно оделись в очень плохую одежу, чтобы нас не мог признать кто-либо из революционеров, которые большей частью нас знали, потому что мы оба находились на приеме публики в охранном отделении. Пробравшись из отделения как можно незаметнее, и сделав в прилегающих переулках несколько поворотов, пришлось выходить из Леонтьевского переулка на Тверскую улицу. На углах всех переулков, выходящих со стороны дома градоначальника на эту улицу, стояли толпы боевых дружин, следивших за выходом из дома градоначальника и охранного отделения полицейских чинов и агентов. В Леонтьевском переулке мы увидели нечаянно заехавшего туда и не бывшего в состоянии выехать легкового извозчика, и велели ему везти нас. Только что мы подъехали на угол Тверской улицы, к стоявшей там толпе боевой дружины, как из толпы, показывая на нас, закричали: „Стой! Ни с места! Кто вы?“ Первоначально, не обращая на их крик внимания, мы, сердито замахиваясь на извозчика, стали намеренно громко ругать его, говоря: „Разве можно быстро ездить мимо товарищей, не спрося их разрешения на проезд, да еще в таком месте, — так мол ты, черт знает кого провезешь!" Этим мы сразу дали понять им, что мы не кто иные, как свои же — „товарищи". Затем, опять-таки намеренно извинившись пред „товарищами" за извозчика, мы поспешно спросили у них разрешения на проезд: „по важному делу — товарищи", а для большей замаскировки попросили „провожатого", чтобы нас пропустили и на соседнем пункте. По получении ответа: „Отправляйтесь, теперь пропустят везде" — мы отправились дальше на том же извозчике, никем больше не останавливаемые, так как дружины, стоявшие на ближайших углах переулков, видя, что нас пропустили на первом пункте остановки, уже не решались останавливать нас. Таким образом нам пришлось беспрепятственно и благополучно доехать до квартиры, несмотря на выстрелы войск, стоявших на улицах».