Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев

Поначалу Лаврентий Берия дополнительный лимит на расстрел для родной Грузии не требовал, а пытался отделаться малой кровью. Но «большой друг грузинского народа» Сталин был далёк от земляческих сантиментов и очень серьёзно поправил своего выдвиженца. Постановлением Политбюро от 31 января 1938 г. Грузии вместе с 22 регионами продлили карательную операцию и увеличили лимит до 3500 расстрелов[30]. Помимо этого, в письме Берии Сталину от 1 апреля 1938 г. мы видим следующее: «НКВД Грузии арестовано членов нелегальных организаций меньшевиков, эсеров, соц. федералистов, нац. демократов, возвращенцев из ссылки до двух тысяч человек. Прошу разрешить особой тройке НКВД Грузии рассмотреть следственные дела по первой категории на 1000 человек и по второй категории на 500 человек»[31]. Похоже, что с ним провели воспитательную работу. В результате от Берии, как и от всех местных вершителей судеб, находившихся на мушке у НКВД, появились аналогичные письма со «встречными» планами.

В результате лимиты увеличились до 4,5 тыс. чел. по первой категории и до 3,5 тыс. по второй — и всё это на 3,3 млн населения. В грузинской базе данных о жертвах сталинских репрессий значатся всего 3600 чел.[32], а по данным НКВД, в 1937–1938 гг. было расстреляно 4975 чел.[33]. Но это всё равно намного меньше, чем в других республиках и областях — примерно 0,15 % населения, или почти в 10 раз меньше, чем, например, по Иркутской области[34].

В широком международном исследовании репрессий, проведённом и опубликованном историками Марком Юнге и Берндом Бонвечем в их совместном двухтомнике «Большевистский порядок в Грузии», приведены следующие данные: «Всего внесудебными инстанциями в ходе массовых операций в Грузии было осуждено самое меньшее 25 430 человек, из них 43 % (10 930 человек) — к смертной казни и 52 % (13 263) — к лагерному заключению. Ещё 1237 человек (5 %) получили менее суровые наказания»[35]. А значит, в общей сложности в Грузии, по данным М. Юнге, было расстреляно 10 930 чел. или около 0,32 %. Данное количество жертв, хотя в два с лишним раза больше, чем указано в отчётах НКВД, тем не менее всё же на ¼ ниже, чем в среднем по стране (0,4 %).

Даже самые неблагоприятные для Берии региональные исследования не делают его «чемпионом» репрессий. Так, например, «выдвиженец ЦК ВКП(б)», «скромный коммунист», «выросший» благодаря своим кровавым, карательным заслугам до начальника Главного политического управления Красной армии (1942–1945), секретарь иркутского обкома Александр Сергеевич Щербаков и сменивший его Аркадий Александрович Филиппов выдали «на-гора» 1,3 % расстрелов по сравнению с 0,32 % у Берии, то есть более чем в 4 раза по относительному показателю.

Рвение «передовиков» было по душе Сталину. «Добрый» вождь никогда не отказывал в просьбах увеличить лимит на убийства. Об этом свидетельствуют его многочисленные и даже совсем уже мелочные для масштабов творимого зла резолюции. Например, на телеграмме из Кирова, где просили дополнительно расстрелять 300 чел., «отец народов» предложил 500[36]. Трудно сказать, способствовало ли подобное усердие в уничтожении врагов народа сохранению собственной жизни, но «отличники» кровавого дела Щербаков и Хрущёв пережили многих, если не всех, региональных секретарей. Возможно, остальные недостаточно хорошо понимали политику партии, а кроме того, слишком много знали о прошлом Кобы. Но прежде всего, основным критерием в отборе «смертников» и «жильцов» являлось личное ощущение Сталина относительно безоглядной преданности своих высоких «подданных», которые ни на миг не должны были сомневаться в его мудрости, прозорливости и решающем вкладе в переворот 1917 г. Очевидно, что почти все старые партийцы по указанным критериям не проходили.