Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев

Хрущёву, с его примитивным опытом исполнения сталинских директив и бесконечной круговертью репрессий, абсолютно незнакомому с западной экономикой и демократией, как и большинству членов Политбюро, были непонятны и вызывали раздражение как эти, так и внешнеполитические предложения маршала — мирный договор с Японией, сотрудничество с Югославией и другими странами. Вряд ли кто-то в правительстве, кроме Маленкова, понимал, что из расширения самостоятельности республик, основанной на национальных кадрах, с неизбежностью вытекало бы разнообразие хозяйственных механизмов — сочетание плана и рынка, колхозов, кооперативов и фермерства. Члены Политбюро, конечно, знали, что не председатель правительства Маленков является генератором раздражающих новаций. Этот факт подтверждают и современные исследователи, например, А.С. Кочетова и Н.А. Кудряшов.

Вопрос о Германии сыграл роль своеобразного теста для членов Политбюро на их способность воспринимать радикальные преобразования. В результате Политбюро согласилось только с консервативной формулировкой Молотова, горячо поддержанной Хрущёвым, не форсировать строительство социализма в ГДР, а бериевско-маленковское предложение «не строить социализм в Германии и оставить её единой» было отвергнуто. В результате этот процесс был отсрочен почти на 40 лет. Поэтому Берия, при поддержке Маленкова, разумно обошёл обсуждение вопроса о судьбе социализма в СССР, а предложил в качестве первого шага дать большую самостоятельность республикам, надеясь, что они на деле докажут, при какой системе собственности и демократии результаты будут весомее. В русле плавного перехода к рынку без деклараций и диспутов предлагалось расширение прав министерств и предприятий. Последние должны были получить возможность распоряжаться сверхплановой продукцией, излишками материалов, ненужным оборудованием и т. д. Есть все основания предполагать, что главный китайский реформатор Дэн Сяопин, соединивший наиболее эффективные черты обеих систем, позаимствовал опыт у Лаврентия Павловича. Как и Берия, он официально не позиционировал себя как первый человек в партийной и государственной иерархии. Но вполне возможно, что, учтя трагический опыт Берии, вооружённые силы были в непосредственном подчинении главного китайского реформатора. Скрепой союза «свободных республик» у нас вместо полицейского государства могли стать богатейшие природные ресурсы России и взаимовыгодная кооперация предприятий. Это был бы коренной, а не косметический демонтаж сталинизма, державшего союз «братских республик» во многом на страхе и насилии.

Об отношении Берии к преступлениям минувшей эпохи свидетельствует перечень его первоочередных дел. Будучи одновременно заместителем председателя правительства и министром внутренних дел, он немедленно прекратил нашумевшее «дело врачей», дело Еврейского антифашистского комитета и многие другие, а также выпустил на свободу почти половину заключённых, среди которых было много женщин и стариков. Это важнейшее для страны решение было оформлено как постановление Президиума Верховного Совета СССР и в народе известно, как «ворошиловская», а не «бериевская» амнистия, что свидетельствует об отсутствии у Берии стремления к дешёвому и быстрому популизму. Формальный статус заместителя главы правительства его вполне устраивал. За пять лет тяжелейшей работы по руководству промышленностью во время войны и за семь лет, отданных неимоверной гонке по созданию атомного, а затем и водородного оружия, он привык к высочайшей организованности, чуждой расхлябанности и партийной болтовне. Интересы государственного дела диктовали высокий темп работы, нежелательный для всех остальных сталинских порученцев, жаждущих со смертью диктатора передышки и более спокойной работы. Тем более что большинство из членов Политбюро подходило к пенсионному возрасту, а Ворошилов и вовсе перешагнул рубеж в 70 лет. О высоком реальном положении Лаврентия Берии в иерархии высшей советской элиты свидетельствует то, что кандидатуру председателя правительства предлагал именно он.

В числе первых шагов демократизации общества Лаврентием Павловичем было подписано секретное постановление, снимающее завесу тайны над пытками в сталинских застенках, а главное — запрещающее, вплоть до уголовной ответственности, их использовать впредь. Предписывалось также немедленно уничтожить весь «арсенал» подручных средств и специальных помещений для пыток заключённых.