Политтерапия

Олжас Николаевич вновь поработал на клавиатуре, и на экране возникла фотография. Я узнал ее сразу. Стена Плача, Иерусалим.

— Не приходилось видеть воочию? — он устроил лэптоп так, чтобы я мог видеть изображение во всей его полноте.

Я качнул головой, отрицая.

— Есть, Александр Русланович, такой простенький тест. Стоит показать человеку изображение хорошо знакомого объекта и посмотреть, сколь быстро он отведет глаза. Если объект для него свят и ценен, раньше трех секунд он в сторону не посмотрит. Для вас, извините, еврейские ценности ничего не значат.

— Да я никогда и не говорил, что сам хочу стать евреем, — возразил я недоуменно.

— Стало быть, за саму идею программы болеете?

— Я болею за конкретного человека, а в программе я просто работаю. За деньги. Непонятно?

Касимов улыбнулся и сделал рукой как бы сдерживающий жест: не стоит, дескать, голос повышать из-за таких пустяков.

— Я, собственно, этого и хотел — чтобы вы определили для себя свою позицию. Вы сейчас рассуждаете с точки зрения обывателя. Она вовсе не плоха, если смотреть рационально. Обыватель отделяет себя от того дела, которым занимается, сберегает нервные клетки…

— А еще какие бывают позиции? — перебил я его достаточно невежливо.

Политтерапевт и виду не подал, что обиделся.

— Есть позиция специалиста: брать в расчет и обдумывать только тот аспект деятельности, который осуществляет лично он. Этакая односторонность — пусть все дело развалится, лишь бы мой участок работы был сделан, как надо. Есть позиция политика — заниматься всем сразу, но в самом общем виде, не вникая в частности. Зато заниматься приходится на полную катушку. Ну, еще есть позиция критикана. Эти во всем находят изъяны, недобросовестность и недальновидность.

Я пожал плечами: — А простой здравый смысл какой-либо позиции соответствует?

— Соответствовал когда-то, было дело. В те золотые времена, когда о событиях узнавали из первых уст, минуя газеты, телевидение и сеть. Тогда человек был лично знаком с теми людьми, что шили для него одежду, сапоги, готовили лекарственные снадобья, варили пиво. В те легендарные века все было настоящее: граждане, выборы, политика и идеология.

Мой собеседник даже облизнулся мечтательно, представив себе, насколько хороши были те далекие годы.

— Каждый мог судить о происходящем, опираясь лишь на собственное мнение: здравого смысла хватало, чтобы критично подойти к любому вопросу. Но золотой век здравого смысла давно миновал. Сейчас лишь специалист в рамках своих знаний способен высказать независимое суждение, но — лишь по очень узкому вопросу. Остальным приходится соглашаться с мнением большинства или доверять авторитетам. Всей жизни не хватит, чтобы стать специалистом хотя бы по десятку направлений.

Это я знал и сам, и возражать даже не пытался. Интересовало меня только, как же обходятся политики? Они-то просто вынуждены иметь какое-то мнение по самым разным вопросам. И как они в них не путаются?

— Политики опираются на суждения советников, общественное мнение, позицию партии. Но по ряду вопросов им приходится вырабатывать свое мнение, этим они и отличаются от специалистов и обывателей. Оттого политика многих активных людей и привлекает. Но им и проще, чем прочим — политики не проверяют мнения и суждения на разумность или логичность, просто используя их, как каменщик использует кирпичи.

Из короткой лекции на тему возможных жизненных позиций я понял лишь то, что все они встроены в единую систему. Поддерживаешь ли ты власть, желаешь ли ее свергнуть, изменить немного или стереть до основания — для всех твоих устремлений предусмотрена определенная ниша, бултыхаясь в которой, ты лишь упрочняешь существующее положение. И самые яростные критики существующей системы опираются, в конечном итоге, на ее основополагающие ценности. Допусти их к власти — и они мигом воспроизведут существовавшее до них общественное устройство. Смутно упомянул Касимов некий внесистемный элемент, но что сие было такое, пояснять не стал.

Получалось, что мои переживания — лишь следствие неопределенности позиции. Слушая Олжаса Николаевича, можно было подумать, что я — нерадивый ученик, плохо выучивший уроки, и наказанный за это повторением пройденного.

— Так ваша работа состоит в том, чтобы ткнуть носом клиента в его равнодушие к чужим проблемам? — поинтересовался я у Касимова. — Неплохо устроились, господин политтерапевт.

Он, как и раньше, не обиделся. Улыбнулся мне, и нежно проворковал:

— Но ведь об истинно мучительных своих переживаниях Вы мне еще не рассказывали, Александр Русланович, не так ли?