Полюби дважды

— Когда-то вы хорошо знали меня, — ответил Руперт, — и, смею утверждать, я не изменился. Господи, Лукас, что ты на меня так смотришь? Вам обоим прекрасно известно, что собой представлял Вильям Хэйворд. Неужели вы думаете, что Джессика, к которой, по счастью, вернулась память, прольет по нему хотя бы одну слезинку? Я уверен, что нет. Ведь он был никудышным отцом и настоящим злодеем. Что же до Стоуна, то и его жалеть не стоит. Право слово, не стоит. Я ни за что бы не лишил жизни достойного человека, а Стоун вызывал у меня острое чувство неприязни. Ради денег он был готов на все. Ну а Белла… Ведь вы оба презирали ее ничуть не меньше моего, это было написано на ваших лицах в тот момент, когда вам казалось, что за вами никто не наблюдает. Или вы полагаете, что мне хотелось навсегда остаться привязанным к этой женщине?

— Опомнись! — вскричал Лукас. — Ты все же говоришь о людях, а не о животных!

Руперт презрительно усмехнулся.

— Да брось ты! — воскликнул он и пренебрежительно махнул рукой. — Каждый из этих троих был бы способен не моргнув глазом расправиться с любым из нас. Вам обоим отлично известно, что я искренне оплакивал своих товарищей, павших на поле брани. Они погибли, хотя многим из них еще могла бы улыбнуться судьба, а эти… Эти мерзавцы жили, и земля носила их. Я не мог смириться с этим.

— А как же Джессика? — звенящим от бешенства голосом осведомился Лукас.

Руперт опустил голову и принялся листать какие-то бумаги, лежавшие перед ним на письменном столе.

— Да, я, пожалуй, не должен был трогать ее, — задумчиво проговорил он. — Но вот что я хочу сказать тебе, Лукас: ты сам во многом виноват. Если бы я знал, что она дорога тебе, я бы изменил свое намерение. Однако мне всегда казалось, что ты просто жалеешь ее. Ты такой скрытный человек, друг мой! Очень, очень жаль, что истина открылась мне слишком поздно, когда пути назад были уже отрезаны.

Адриан, стоявший у него за спиной, отрывисто произнес:

— Приехал констебль Клэй.

— Лукас, — медленно проговорил Руперт, — окажи мне последнюю услугу. Прошу тебя в память о нашей давней дружбе. У меня в библиотеке нет пистолета. Не одолжишь ли ты мне свой?

Лукас пробормотал сквозь стиснутые зубы:

— Я бы хотел посмотреть, как тебя вздернут на виселицу за то, что ты собирался сделать с Джессикой!

— Не сомневаюсь, — спокойно ответил Руперт. — Так вот, ради ее же блага — дай мне пистолет!

В холле зазвучали торопливые шаги, а потом послышался стук в дверь.

— Сэр? — Человек подождал несколько мгновений и повернул дверную ручку. Но когда дверь не поддалась, он громко сказал: — Они там, констебль, я в этом уверен.

На этот раз в дверь забарабанили сильнее. Дверная ручка резко задвигалась. Раздался голос констебля Клэя:

— Немедленно откройте. Лукас, слышите? Что, черт возьми, у вас происходит?

— Лукас, — проговорил Руперт и протянул к нему руку, — я прошу тебя ради нашей старой дружбы…

И тут Лукас мысленно перенесся в далекое прошлое. Они четверо — он, Адриан, Руперт и Филипп — снова были неразлучны. Они все вновь стали беззаботными детьми, носившимися то вверх, то вниз по лестницам этого старого дома, в библиотеке которого сейчас находились. Лукас вспомнил, как отмечался его четырнадцатый день рождения на той самой лужайке Хэйг-хауса, на которой во время бала Белла приказала разбить шатер для гостей, вспомнил, как он занимал деньги на приобретение Хокс-хилла… Вспомнил всю свою жизнь.

«Ради нашей старой дружбы», — сказал Руперт. Как звучал когда-то их девиз? «Никогда не покидай друга в беде» — так, кажется. Лояльность — вот о чем шла речь.

Его глаза наполнились слезами. Господи, что же это за ужас?! Нет-нет, такого просто не может быть! Он сейчас проснется — и кошмар рассеется. Безумные мысли проносились у него в голове, пока он лихорадочно искал ответ на свой вопрос. Но ответа не было. Осталось только горькое сожаление.

Он вынужден был признать и смириться с тем, что все происходило наяву, и ему предстояло решить, как следует поступить. И времени у него почти не оставалось.

Лукас встряхнул головой. Тот, кто поднял руку на Джессику, не мог не стать его заклятым врагом, и ему казалось, что он вот-вот задушит Руперта, или хотя бы затеет с ним драку, или…

— Ради нашей старой дружбы, — повторил Руперт. В его глазах тоже стояли слезы.

Лукас быстро подошел к нему и вложил в его руку оружие.

— Я объяснюсь с полицией, — проговорил Лукас, — но только расскажи мне, как умер Стоун.

— Я свернул ему шею, — поспешно ответил Руперт.

В дверь ударили чем-то тяжелым, и одна из створок разлетелась вдребезги.

Мужчины в последний раз посмотрели друг на друга, и Руперт прошептал:

— Прости меня, если сможешь.

Раздался выстрел. Несколько человек, ворвавшихся в библиотеку, склонились над мертвым телом.

Находившейся за много миль от Хэйг-хауса Джессике показалось, что ее ослепил яркий солнечный свет. Она пошевелилась на постели и раскрыла глаза. Ее окружали знакомые предметы. Она была в своей комнате. На столике лежал молитвенник и стоял графин с водой.

— Лукас, — прошептала Джессика и приподнялась на локтях.