Полюблю и отравлю

Тем не менее подруги все равно вернулись в центр и предприняли штурм квартиры Ани. Она и в самом деле оказалась коммунальной и очень грязной. Ремонт тут не делался со времен НЭПа, после которого квартира и стала коммунальной. Прежде тут жил приличный человек, ученый и практикующий врач – Николай Николаевич Микулин, и часть его квартиры была отведена под смотровой кабинет и палаты для частных пациентов.

Еще некоторое время после Октябрьской революции врач прожил в своей квартире, но с каждым днем находиться на законных метрах ему становилось все труднее. И пока оставалась такая возможность, Микулин собрал вещички и, поклонившись родной земле, отправился в эмиграцию. Тем самым он потерял жилье, но сохранил жизнь себе и своим близким.

А те капиталы, которые он потерял в России, он с легкостью вернул себе в эмиграции. Врач с мировым именем не пропал и до конца своих дней с ужасом вспоминал те страшные годы, когда ни он сам, ни его близкие не могли быть уверены в том, что завтрашнее утро они встретят в своих кроватях, а не на арестантской койке.

После бегства прежнего хозяина советская власть зевать не стала, и квартиру быстро поделили между нуждающимися. И если сначала в квартире жили два человека, то уже к сороковым годам количество жильцов зашкаливало за полтора десятка. А к нынешнему времени в десяти больших комнатах, которые превратились в четырнадцать поменьше, проживало около тридцати человек.

Анина комната находилась в самом дальнем конце коридора, непосредственно возле ванной и одного из двух санузлов. В принципе это было стратегически выгодное положение. Не нужно было мчаться через всю квартиру лишь для того, чтобы убедиться в том, что оба эти местечка заняты другими. Ане достаточно было выглянуть из своей комнаты и увидеть, что путь свободен.

За это или за что другое, но соседи девушку не любили.

– Шалава она! – яростно отскребая с линолеума в коридоре какое-то пятно, произнесла тетка лет пятидесяти. – У меня двое детей маленьких, так я каждый день боюсь, как бы Анькины хахали их какой дрянью не заразили. Потрахаются, а потом в общую ванну лезут мыться. Хорошо это, я вас спрашиваю? Уж я их дома и мыть перестала. Если только в своей комнате, в тазу. И в туалет детей не пускаю. Купила им горшки, пусть тут сидят. Но сама-то я так не могу! И каждый раз с содроганием к сортиру нашему приближаюсь! Все думаю, какой еще дрянью меня Анька или ее кавалеры наградят?

– А сегодня ночью у Ани тоже мужчина был?

– А вы по какому поводу интересуетесь? – насторожилась тетка.

– Мы по официальному.

Тетка мигом бросила свою тряпку, посредством которой она безуспешно воевала с пятном, и с неподдельным интересом воззрилась на подруг.

– Да вы что! Неужели в милиции Анькой наконец заинтересовались?

– Точно так, – отрапортовала Кира, чем вызвала у Анькиной соседки настоящий прилив ликования.

– Наконец-то! Вот счастье! Вот радость! Уж мы сколько на нее жаловались нашему участковому, ничего не помогало. Сдается мне, потому что он и сам пару раз к Аньке нашей захаживал. Анька ведь никому не отказывает. И что за блажь такая у девки? Какого мужика видит, сразу к себе в койку тащит! Нельзя же так! Иной и прирезать может. Или еще чего неладное учудить. И нам всем опять же беспокойство. Анька ведь незнакомых к себе тащит. А ну как вор он или другой преступник? Ведь ровным счетом ничего же про ее кавалеров никому из нас не известно. Да и сама Анька, сдается мне, зачастую даже имени своего хахаля поутру не помнит! Что был он, что не было его, ей все едино!

– Скажите, а сегодня ночью у Ани тоже гость был?

– Да уж не одна она пришла!

– Вы его видели?

– Выглянула, когда шуметь начали. Оба пьяные в дым. Но Анька еще на ногах как-то держалась, а кавалер ее вообще никакушный был. Упал, ведро уронил, велосипед соседский. Шуму наделал! Ну, я вышла и сказала им, что тут люди спят, а они шумят!

– Значит, мужчину вы этого видели?

– Ну какой там мужчина! Парень! Молодой еще совсем. Лет двадцать с небольшим.

– Вот этот?

И Кира сунула тетке под нос фотографию Сергея.

– Вроде бы похож, – с сомнением протянула она. – Только тут он чистенький и трезвый, а тот, которого Анька в дом привела… Больно уж помятый он был!

– Но это он?

– Похож.

– А вы не слышали, как Аня к нему обращалась?

– Сусликом звала.

– Сусликом? А почему сусликом?

– Да она всех своих хахалей так называет. Где уж ей их имена упомнить, коли они у нее нескончаемой чередой идут. Вот они все у нее и суслики!

И все-таки подругам казалось, что соседка могла бы еще что-нибудь прибавить к уже сказанному.

– А когда он ушел?

– Кто?

– Ну, Суслик этот.

– А как тот мужик приехал, так они вдвоем его и утащили.

– Минуточку! – насторожилась Кира. – Какой еще мужик? Откуда он взялся?

– А я знаю? Приехал, этого Суслика и Аньку забрал, и уехали все вместе.

– Куда?

– Ну, вы прямо даете! – всплеснула руками тетка. – Да откуда же мне знать? Уехали, и все! Анька и мужик этого парнишку под руки волокли. Видать, совсем ему плохо от водки было. Я еще подумала, что они его в вытрезвитель или в больницу повезли, больно уж никакушный парень был!