Утром же, когда после завтрака настала пора снимать палатку, Отс вдруг попросил товарищей оставить его здесь, в спальном мешке, а самим идти дальше.
— Если быть честным, я очень надеялся, что утром уже не проснусь, — попытался он бодриться, — но, как видите… Никаких шансов у меня уже не остается, а вы еще можете спастись. Поэтому застегните меня в спальном мешке и уходите.
В палатке воцарилось напряженное молчание.
— Вы — мужественный человек, ротмистр Отс, — первым заговорил Скотт. — Мы ценим это качество. Но мы не можем так поступить. По существу, мы все обречены, но пока мы способны идти к своей цели, мы обязаны идти.
— Вы даже не представляете себе, какую невыносимую боль мне приходится терпеть в пути, — почти простонал Отс.
— Вы не правы: представляю. Поэтому-то и ценю ваше мужество. Лейтенант, помогите ротмистру драгунского полка собраться в дорогу и определите его место у нарт, — жестким приказным тоном завершил свою короткую речь начальник экспедиции.
Отсу и в самом деле понадобилось собрать в кулак всю силу воли, чтобы в тот день пройти вместе с товарищами еще несколько миль. Однако к ночи ему стало совсем плохо.
— Понятно, что завтра или послезавтра я погибну, сэр, — обратился он к Скотту. — Мне тяжело думать о тех страданиях, которые весть о моей гибели причинит моей матери, жене, всем моим родным и близким, о которых я часто думаю в последние дни. Зато, умирая, я надеюсь, что офицеры и солдаты моего Иннискиллингского драгунского полка будут гордиться тем, что их сослуживец побывал на Южном полюсе. Как будут гордиться и тем, что смерть свою ротмистр Лоуренс Отс встретил достойно, как и подобает офицеру их полка.
Скотт понимал, что это не только слова прощания, а что в такой завуалированной форме Отс просит быть снисходительным к проявлениям его слабости и расщедриться в дневнике на несколько слов о его мужестве, которое ротмистр-драгун — нужно отдать ему должное — проявлял в течение всей экспедиции.
— В полку узнают, что крест исследователя Антарктиды вы несли достойно, — пообещал он. — Я об этом позабочусь.
Чтобы хоть немного утолить боль, Отс принял две таблетки и действительно уснул, а утром вновь удивился, что все еще жив. За стенками палатки вновь набирала силы метель, и, готовя себе завтрак, полярники понимали, что опять придется, как минимум, половину дня потратить в ожидании, когда это буйство природы утихнет.
— Завтракайте без меня, — неожиданно молвил Отс, с трудом поднимаясь на ноги. — Я выйду, чтобы немного пройтись. Судя по всему, вернусь нескоро.
Встревожившись, Бауэрс потянулся было вслед за ним, однако Уилсон положил руку ему на плечо и, по скрипу снега определив, что шаги ротмистра удаляются, произнес:
— Не нужно этого делать, лейтенант. Каждый знает свой предел.
— Но мы даже… не попрощались, — растерянно проговорил Бауэрс.
— Отс знал, что, затеяв прощание, вновь заставит уговаривать себя. Это было бы уже не по-джентльменски. И потом, мы ведь с вами англичане, которые, как известно всему миру, — грустно улыбнулся доктор, — уходят, не прощаясь.
Прошло не менее четырех часов, прежде чем пурга немного утихла, и полярники смогли свернуть свой лагерь. Все это время в палатке царило гнетущее молчание. Когда же пришла пора выступать, Бауэрс успел с четверть мили пройти на юг, пытаясь отыскать тело Отса, чтобы хоть как-то похоронить его. Однако найти его не удалось.
— Как я и предполагал, — мрачно проговорил Скотт, когда лейтенант занял место в упряжке рядом с ним, — ротмистр сошел с маршрута, чтобы мы не искали его и не тратили времени на похороны, что в наших условиях тоже выглядит по-джентльменски.
— Мог ли он, богатейший человек, миллионер, предположить когда-нибудь, что его тело останется непогребенным посреди Антарктиды?! — воскликнул Уилсон. — Вот уж поистине: пути Господни неисповедимы!
Больше до конца этого трудного дня к истории гибели Отса полярные странники не возвращались, хотя, как и после гибели Эванса, время от времени оглядывались, словно все еще рассчитывали на чудо.
Температура вновь опустилась до минус сорока. Они жутко мерзли, несколько раз порывались разбить лагерь, но так и не решились на это, продолжая свой скорбный путь дальше. Установить палатку капитан приказал только тогда, когда они набрели на старую стоянку, которая, по записям Бауэрса, значилась у них как «лагерь № 14», разбитый еще 18 ноября. Обычно, попадая на места былых стоянок, полярники старались возродить в памяти события, которые там происходили, но сейчас, сколько ни напрягали память, ничего примечательного вспомнить не могли, пока капитан не обратился к своим дневниковым записям. Впрочем, сегодня ему тоже было не до воспоминаний.