Полюс капитана Скотта

— После того как он объявил об этом на весь мир, ему остается только одно: упрямо, не считаясь ни с какими лишениями, идти к ледовому континенту. Не тот человек Норвежец, чтобы отрекаться от своих планов.

— Я, конечно, того же мнения, лейтенант. Но все же… как некстати он появился в Антарктиде!

— Он не должен был отказываться от своей экспедиции в сторону Северного полюса и оказываться в Антарктиде, — решительно поддержал его командир корабля. — Считаю, что к такому же мнению придут все, кто будет следить за нашими антарктическими экспедициями.

— Вопрос: все ли решатся высказать подобное мнение вслух? — пессимистически проворчал Скотт. — Впрочем, если Амундсен, этот Норвежец, в самом деле окажется у полюса первым, все прочие чувства, кроме чувства национальной горечи по поводу моего поражения в этой гонке, никакого значения в Британии иметь не будут. Любой патриот Британской империи воспримет эту победу норвежской экспедиции, как унизительную научно-общественную пощечину.

Они вернулись в каюту, уселись за столик, и лейтенант налил коньяку прямо в матросские корабельные кружки.

— Предвижу, что нам и в самом деле придется устраивать антарктические гонки, призом в которых станет Южный полюс, — вернулся к прерванному разговору командир барка.

— Мне бы этого не хотелось, — решительно покачал головой полковник флота, едва пригубив кружку. — Грешно превращать столь важную научную экспедицию в спортивный забег на упряжках, в такой себе ледовый марафон.

— Если учесть, что у нас больше шансов добраться до полюса, чем у Норвежца, то появление соперника лишь придаст нашему походу остроты, породив к нему интерес всего цивилизованного мира.

Скотт как-то затравленно взглянул на командира судна, решительно опустошил свою кружку и еще более решительнее повел подбородком.

— Мы прибыли сюда, лейтенант, не только для того, чтобы установить на полюсе флаг империи. Нам нужно понять, с чем мы столкнулись, вторгаясь в этот ледовый континент, на эту почти безжизненную планету, на «мертвую землю мертвых». Я не хочу оставаться в истории покорения Южного полюса в качестве антарктического марафонца. Еще ни одна экспедиция мира не имела в своем составе такого контингента ученых, какой удалось сформировать мне.

— Некоторые газеты уже успели отметить это, сэр, — задумчиво цедил свой напиток Эдвард Эванс. — Если не оценить, то по крайней мере отметить.

— Поэтому наш девиз: «Никакой поспешности, никакой гонки на опережение, никакого противостояния!» Перед нами целый континент, совершенно не приспособленный для существования на нем человека и не имеющий ничего общего со всеми прочими континентами нашей планеты. Мы прибыли сюда не как гонщики, а как научная экспедиция.

Эванс добавил коньяку себе и капитану и, держа кружку на весу, какое-то время задумчиво всматривался в пламя закрепленной на борту каюты лампы.

— Вы со мной не согласны, лейтенант? — остался недоволен его молчанием Скотт.

— Дело не во мне, а в норвежце Амундсене, а потому…

— Это понятно, что в Амундсене, — с едва заметным раздражением прервал его полковник флота. — Но я стою на том, что мы — научная экспедиция, а не призовые гонщики.

— Вряд ли мы способны заставить Норвежца относиться к своей экспедиции с той же «научной щепетильностью», с каковой вы неизменно относитесь к своей, сэр.

— Насколько мне известно, Амундсен — человек азартный. И высадится на берег Антарктиды только с одной целью — во что бы то ни стало добыть самой природой выставленный приз.

— Если к такому восприятию его визита мы пока что не готовы, тогда нам лучше забыть о существовании этого джентльмена, вместе с его географическими амбициями.

— Да уж, хотелось бы забыть, — проворчал Скотт. — По крайней мере до утра.

Эванс внимательно присмотрелся к выражению лица начальника экспедиции. Теперь командир судна понимал, что до этого разговора его сбивала с толку внешняя невозмутимость «полковника флота», исходя из которой, он считал, что начальник экспедиции попросту проигнорировал публичный вызов Руала Амундсена. Оказывается, он наивно ошибался: традиционная британская невозмутимость в данном случае не срабатывала. Тень Норвежца тяготела над Скоттом как тень Командора. Он не способен был избавиться от навязчивого облика Амундсена, который преследовал его днем и ночью, заставляя нервничать и постоянно оглядываться, как на стайера-соперника, который у самого финиша дышал ему в затылок.

Полковник флота мгновенно расшифровал его взгляд, однако никаких объяснений давать не стал. «Это не по-джентльменски, — в который раз мысленно упрекнул он Амундсена, ложась в свою постель и таким образом давая Эвансу понять, что настала пора ночного отдыха. — Люди нашего круга не ведут себя так», — почти простонал он, закрывая глаза и стараясь не прислушиваться к гулу корабельного двигателя и к ледовому треску за бортом.

* * *