Полюс. Неутоленная жажда

Прошло уже десять дней после нашего старта с мыса Арктического. Судя по пейзажу вокруг нас, мы прошли активную, прибрежную зону торошения и сегодня почти целый день шли по полям, которые открывались нам впереди, когда мы, продираясь через торосы, приподнимались на возвышенность и видели их прямо по курсу. Погода в основном солнечная, поэтому мороз не сбавляет, он даже усилился по сравнению с началом марта, и теперь термометр утром и вечером уже несколько суток замер на отметке -46°. Днем чуть теплеет, но выше -42° не поднимается и давит нещадно все 24 часа в сутки. Ты не можешь остановиться, чтобы отдохнуть, мороз тут же хватает тебя железными пальцами, корежит и отвоевывает для себя все новые и новые части твоего тела. Тело кричит и стонет. И только мозг спокоен, кажется, он уже с безразличием, как бы со стороны наблюдает угасание, но в последний миг ставит тебя на ноги, для того, чтобы ты шел. И ты впрягаешься в нарты и идешь в том же направлении, на север. А вокруг тебя во все стороны простираются бескрайние нагромождения изломанного льда. В какой-то момент этого напряжения твое отчаяние вырывается потоком последней оставшейся энергии: «Все, хватит! Это невозможно! Не хочу больше!!!»

Почти каждый день меня посещает подобное отчаяние, громкое, кричащее МЫ НЕ СМОЖЕМ! нужно скорее вызывать вертолет и улетать отсюда! Но примерно столько же раз приходит уверенность, что мы непременно дойдем. Эта уверенность во всех случаях имеет холодное, неоспоримое основание, исходящее словно бы вообще не от меня. В самом начале пути, в окружении непроходимых торосов, мы договорились о том, что наше возвращение домой, наше избавление лежит через Полюс. С этого момента мы оба закусили удила, и через пару недель отмороженные мозги выдали более соответствующий нашему состоянию тезис: «Северный Полюс или смерть!». Мне самому было удивительно, что после всех трудов и страданий неизменно доминировало чувство, что надо двигаться вперед, и уверенность, что мы дойдем до Полюса. Уже к середине марта, хотя мы все еще находились в самом начале пути, эта уверенность стала неистребимой, она появлялась как только я сбрасывал рюкзак. Надо же было так натерпеться, намечтаться о Полюсе все предыдущие туристические годы! Так выходила из нас, била фонтаном очумевшая «мотивация», скопившаяся за годы Жизни Без Полюса.

За день мы проходили много трещин, порой их было до пяти на сто метров. Но в основном это были мелкие трещины, шириной около метра, они переходились сходу, без примерок и остановки, достаточно было поставить лыжу на трещину, сделать широкий шаг за нее и в следующий момент ускорить движение, чтобы санки по инерции переехали следом. В некоторых трещинах стояла незамерзшая вода, другие были заметены снегом. Нам часто попадались свежие, но, как правило, уже замерзшие разводья. Толщину их льда мы безошибочно определяли по «цветам» — высолам на их поверхности, но все равно, подойдя к кромке, старались пробить лед острием лыжной палки, больше для собственного успокоения. Некоторые из таких замерзших разводьев имели продольную, незамерзающую полоску черной воды, шириной от нескольких сантиметров до метра, тогда мы шли вдоль воды в поисках «моста» — льдины или вмерзшей в тонкий лед шуги, кусков льда. Такие места, как правило, держали вес человека. Мы переходили их сначала с рюкзаком, а вторым ходом перетаскивали нарты. Хуже было со свежими разводьями, на которых только пошло льдообразование. Такой лед был более темного цвета, солевые образования были слабовыраженными, не сформировавшимися в «цветы». Обычно при попытке перейти через такое разводье лед под лыжами прогибался и бежал от тебя волнами во все стороны. Такие разводья мы предпочитали обойти по «мостам», но, если таковых не обнаруживалось поблизости, решались на переход в лоб. Главное, нужно было развить большую скорость, работая ногами и палками, и не смотреть по сторонам. Перескочив на ту сторону, можно было спокойно отдышаться, поглядывая на свой только что прочерченный по воде след.