Полюса притяжения

А сердце все несется, качая кровь, будто в заключительный раз.

Рагнарин не звонит и не пишет. Она тоже после sms-ки, на которую он не потрудился ответить, не спешит набиваться.

Боль и обида скручивает внутренности в тугую пружину.

В горле встает ком. Глаза заполняют слезы.

Она все понимает. Но этого понимания так мало, чтобы противостоять импульсам сердца.

— Ксенечка, — тихо зовет подругу.

— Что, Яночка?

Луценко нравится манера Шахиной смягчать имена, превращая их в ласкательные. И она теперь в этом ей подражает.

— Мне папа денег закинул. Можем пойти на концерт.

— Ура, — восклицает подруга слишком бурно и тут же вжимает голову, прячась от преподавателя. — Сегодня закажу билеты, — шепчет и подмигивает.

Для наглядности сводит кольцом указательный и большой пальцы в международном жесте одобрения.

— «Ленинград», да? — уточняет Яна.

— Ага. Только ты не слушай до концерта! Испортишь сюрприз.

Не понимает, почему Ксеню душит смех, но видя, как у той выступают слезы и дрожат лицевые мышцы в попытках сдержаться, тоже хохочет, прикрывая рот и нос ладонью.

— А о чем они поют? О любви?

— О, и о любви тоже. Но больше, в общем, о жизни, Яночка, — прыскает в кулак. — О русской душе широкой и жизненных неурядицах, которые не способны ее сломить.

— О, это, должно быть, очень интересно!

— А то!

— Ты от меня что-то скрываешь! Это какой-то националистический троллинг???

— Боже упаси!

После занятий они идут в кино. Попадают на американский мультфильм. Яркие краски, увлекательный сюжет, забавные персонажи, удачные шутки — делают свое дело. Смеются обе до слез и колик. Шахиной после сеанса приходится смыть в уборной кинотеатра остатки туши.

— О Боже, не думала, что смех может так вымотать, — вздыхает она по дороге домой.

— Ага, — кивает Луценко и, выдерживая небольшую паузу, тихо сообщает: — Осеев мне написал, пока мы в кино были.

— Да? И что хочет? — оживляется Яна.

— Не знаю. Пока просит набрать вечером по скайпу. А вот еще прислал… Сука… «Мне нужна помощь с философией», — зачитывает едким тоном. — Тупой качок.

— Это странно. Скайп, вечер… и философия? У него больше спросить не у кого? Или, собственно, почему не по телефону? Зачем ему видео-звонок? Он рассчитывает, что ты ему вместо Русовой заново лекцию начитаешь?

— А может, он увидеть меня хочет и, как бы, поговорить наедине? — вдруг загорается надеждой Ксения. — Хотя… Тогда бы он меня куда-нибудь пригласил. Нерешительным он явно не выглядит. Тем более после той записки, в которой я призналась, что он мне нравится. Смотрел же на меня как на ненормальную!

— Да нет же, Ксенечка. Он улыбнулся. Приятно так улыбнулся. Не накручивай.

— Ох… Пошел он! Лучше расскажи, как у тебя? Без сдвигов?

— Не звонит. Не пишет. Не объявляется. Я в субботу не пошла в клуб. После звонков отца стараюсь вечерами дома сидеть. Так Дениса тоже не было. Я из Марины еле вытянула, не меньше часа вокруг да около ходила в диалоге. Но, вроде как, она ничего не заподозрила. Не хочу, чтобы знала. Кстати, уже почти половина шестого! Давай поспешим. Дома договорим.

Успевают аккурат вовремя. Телефон начинает звонить, едва они входят в гостиную. Яна знакомит отца с подругой. Он реагирует сдержанно, даже вполне благожелательно, приветствует ее на русском, но, как бы невзначай, изучает на протяжении всего разговора.

— Так интересно звучишь, разговаривая на турецком, — улыбается та, когда Яна отключается. — Ну-ка, скажи еще что-нибудь!

— Да что тебе сказать?! Я не знаю, что сказать.

— Скажи, что я милая и прекрасная.

Шахина хихикает, но исполняет ее просьбу.

— А как ответить тебе «спасибо»?

— Спасибо, — дразнит подругу Яна.

— Да не на русском! На турецком.

– Çok teşekkür ederim, canım[4]

— Что-то слов многовато… Почему ты смеешься?

— Просто ты смешная. А-а-а! Руки холодные, — Яна визжит, когда Ксения, щекоча, забирается ладонями ей под свитшот.

Немного погодя уставшие девушки, сидя на полу перед низким столиком, пьют чай и тихо беседуют.

— Так почему ты против того, чтобы Марина о вас с Денисом узнала?

— Ну, потому что… Во-первых, «нас» нет. Во-вторых, она будет промывать мне мозги, придумывая десятки доводов, почему мы друг другу не подходим. А мне и без того тошно. Все равно ничего не получилось.

— Ну, это мы еще не знаем, — восклицает громче, чем требуется, Ксения. — Дней сколько прошло? Четыре? Нет, даже три! Потому что четвертый еще не закончился.

— Если бы хотел, уже бы позвонил.

— Ну, может, он занят. Или вообще, уехал…

— Ага! Я, конечно, не Марина, но давай все-таки смотреть правде в глаза, — вздыхает Янка. — За эти дни я все проанализировала и приняла действительность, — стойко продолжает. — Между нами огромная пропасть. Он… Понимаешь, Ксенечка, он такой невозмутимый, собранный и уверенный. Смотрит так… По-взрослому смотрел. Волнующе. А я глупая, вела себя, как ребенок. Господи, я же такое молола… Самое сокровенное, конечно. Но так несуразно, неинтересно. Боже, стыдно теперь так…

— Это твои выводы. Он не сказал, что ты ему неинтересна. Ушел не в момент, когда ты все это рассказывала, а когда убежала.

— И решил, что ему все это не надо, да? Да?