Полюса притяжения

Заметив пропущенный входящий, извинившись, поднимается и направляется к выходу. Идет на улицу, подальше от толпы и шума музыки. И по пути встречает в проходе Шахину. Она его тоже замечает. Не отводит взгляда. Когда они уже практически равняются, кто-то, словно умышленно, толкает девушку в спину, и она неожиданно налетает на Рагнарина.

Его будто током пробивает, когда Яна случайно прикасается губами к его шее, а ладонями вжимается в грудь. Слышит и ощущает ее короткий приглушенный вздох.

Однако, буквально сразу же, она отстраняется и, не глядя ему в лицо, начинает прерывисто извиняться.

— Прости. Я неосторожная.

Кожа Рагнарина загорается и искрит. По раскаленной спине сбегает холодная дрожь. Он бездумно прижимает девушку ближе, замечая, как ее лицо стремительно охватывает жар смущения.

— Все нормально? Не ушиблась?

Поднимая на него взгляд, Яна смотрит так, будто находится в неком изумлении.

— Все в порядке.

— Выйдешь со мной на улицу ненадолго? Я отзвонюсь. И провожу тебя обратно в зал.

Кивает и без каких-либо колебаний идет за ним к выходу. Замирает неподалеку, обхватывая плечи руками, пока Рагнарин набирает номер.

— Замерзла?

Отрицательно мотает головой. И снова смотрит так, словно погружается в него. Рагнарин не в силах разорвать этот интенсивный контакт, даже когда абонент на том конце провода принимает его вызов.

— Ты звонил, пап. Что-то срочное? Я слушаю.

— Хотел уточнить по поводу ужина с Гонтаревыми. Завтра, в семь. Ты же помнишь?

Обрывая зрительный контакт, отходит немного в сторону.

— У меня отмечено. Я буду.

— Мать волнуется, что я тебя загонял по заграницам. Вот прямо сейчас интересуется, не забыл ли ты русский? — хрипловато посмеивается отец.

— Не забыл, — машинально усмехается. — Мне уже идти нужно.

— Приятного вечера, сын.

— Доброй ночи.

Пряча телефон, снова смотрит на Яну. Она вздрагивает. И заметно напрягается.

— Все-таки замерзла?

— Немного.

— В зал? — выдерживает небольшую паузу. Слегка понижает голос, предлагая второй вариант: — Или домой?

Глава 2

И звонили звонки,

Через все позвонки.

© Земфира «Мечтой»

С того самого вечера с Яной творится что-то странное. Она пытается не думать о Рагнарине, но мысли сами собой сбиваются и мчатся в одном направлении. Все эти думы настолько чужеродные и непонятные, что попросту пугают ее. Они набегают бурными волнами в течение всего дня, обжигают теплом ее грудь, шею и щеки.

Особенно захлестывает перед сном. Тогда вот прям вообще никак не получается о чем-то другом думать. И дрема, как назло, очень долго не приходит. А в сновидениях — снова он.

Какая-то мистика!

Шахиной нужно концентрироваться на учебе. В ее семье очень важно получить хорошее образование. Главнее этого — только удачное замужество. Отец воспитывает ее в строгости, неоднократно повторяя, что думать о мужчинах девушке не пристало. Она и не думает. Точнее, не думала, подчиняясь негласному закону, что матримониальными вопросами в ее семье занимаются родители.

Наталье пришлось постараться, чтобы плюсы от учебы дочери в России перевесили минусы в виде непреоборимых предубеждений мужа о ее родине.

— У Айны русская кровь. Я хочу, чтобы она познакомилась с культурой моего народа, усовершенствовала язык, сблизилась с сестрой, получила достойное образование, в конце концов, открыла для себя что-то новое, перед тем как выйдет замуж и обзаведется детьми.

Мехмед Шахин скрипел зубами, устало растирал пальцами глаза и впадал в долгие немые раздумья. А еще он молился. О своем единственном ребенке, страх за которого подогревали пропаганда свободных нравов у русских и массовой распущенности их женщин.

Решающим фактором стало, вероятно, то, что Наталья за двадцать лет ни единого раза не дала усомниться в своей верности и преданности семье. Да и старшая ребенок, Марина, за время своего пребывания показала себя воспитанной девушкой.

В шумной и активной Москве Яна, как ни странно, чувствует себя комфортно. Ей интересно бывать в местах большого скопления народа и не задумываться о том, что какое-то ее настроенческое поведение кто-то посчитает непристойным.

— Ну, что ты решила? Пойдешь со мной на концерт? — спрашивает Шахину сокурсница Ксюша Луценко, с которой она подружилась буквально в первый день учебы. — Это крутая группа. Не послушаешь их, до конца Россию не поймешь, — улыбается, цепляя ее под локоть.

Занятия закончились, и они неторопливо шагают в сторону метро.

— Не знаю. Дороговато для меня, — честно озвучивает свои сомнения Шахина.

— Тогда я тебя приглашаю, мой юго-восточный друг!

— Нет. Так мне неудобно.

— Не выдумывай!

— Я не выдумываю. Меня учили, что так нельзя.

Ксения смеется.

— Ты всегда поступаешь так, как тебя учили?

— Вообще-то, да.

— Прекращай. Олды — вне системы. Будешь их слушать, все самое важное упустишь.

Яна, конечно, сама понимает, что в словах подруги посеяно зерно истины. Сколько она прожила под давлением родительских убеждений? Сколько раз сама глушила свои внутренние порывы бурных эмоциональных проявлений? Где еще, как не в Москве, она позволит себе быть собой?