За столом только мужчины. С поля приходит мальчик в синих рабочих штанах. Снимает шляпу, открывая длинные светлые локоны. У него огромные синие глаза. Том Круз рядом с ним просто жиголо. Такой красотой может обладать только ангел, душа. Он садится за стол и обращается к самому старшему мужчине, немного похожему на моего отца:
— Мы не будем такими дураками, мы останемся в Голландии.
Просыпаюсь, напуганная красотой мальчика. Слишком просто: будет сын, а пир — ритуальный стол предков.
Что за сон мне снился, настолько реальный, что разбудил, зацепившись за явь? Из Голландии на Поморье приехала в XVI веке семья моего отца (стол предков?). Одержимые протестанты из секты менонитов. На родине их преследовали за радикальные взгляды: общее имущество и образ жизни первых христиан. Они обрабатывали землю (мальчик в рабочих штанах?), осушали Жулавы [32]. Подозреваю, что пра-пра-пра-Гроота вырвала из рая менонитов земная, помещичья любовь. Он женился на польке, облагородился шляхетским званием, пожалованным ему королем, и превратился в польского, католического Гретковского.
Менониты продержались в Польше до сорок пятого, когда народная власть выселила их из «голландских» сел за… «немецкое происхождение». Они сохранили старонидерландский язык и образ жизни, подобный тому, что ведут амиши [33]. Менониты и теперь живут архаическими общинами в Южной Америке. Их деревни напоминают ожившие полотна Брейгеля, развешанные чьей-то безумной рукой по стенам американских плато.
В Польше от них остались опустевшие скансены [34]в районе Эльблонга и Хелмно. В память о тех временах мои поморские родственники едят «суп предков» из плодов дикой сирени — так называемый холендер. Менониты, Голландия, ангел — но при чем тут мой ребенок?
Сразу после рождения мы прокоптим его душу католическим кадилом и наречем Полей или, по Ван Гогу, Тео. Вот тебе, Малыш, на выбор два имени — польское и голландское. Прими наконец решение и снись мне в человеческом обличье, а не бесполым ангелом.
Петр мечтает о девочке. С момента нашей встречи он считает, что у нас будет дочка. Несколько лет тому назад он ее нарисовал — с крылышками — и подписал: «Франциска, родителям в утешение».
Тахта сдалась. Эту мещанскую скотину обвязали несколькими слоями простынь, покрыли тканью и оседлали подушками. Меня посещают фантазии: тахта — это крупная самка интерьера, которая лишена возможности иметь детей. Поэтому из зависти она лягается и пукает ядом в своем углу.
Перед тем как Петр уйдет на работу, отправляемся на прогулку. Встречая соседок, я повторяю вслед за Петушком:
— Привет! Привет!
Они все одинаковые: седые волосы, короткая стрижка, спортивный костюм, брюки. Я различаю их только по собакам — к счастью, они разных пород. Шведки напоминают мне о моем изъяне: я с трудом запоминаю лица. Сначала я подозревала у себя некий генетический сбой. Такие дефекты случаются в семьях, где имел место инцест. С родственниками все в порядке, видимо, дело в инкубаторе, где я, недоношенная, провела первые две недели своей жизни. В закрытом аквариуме у меня не было возможности развивать участок мозга, отвечающий за реестр лиц. Две потраченные напрасно недели.
1 октября
Настенный календарь, странички отшелушивающихся дней. Первого октября именины Тересы. У мамы, кажется, третьего… но я хватаю телефон и желаю ей всего наи… Ошибка: Тереса все же третьего. Кто-то напутал — не то моя голова, не то наш календарь.
С сегодняшнего дня до десятого октября мы с Петушком сочиняем киноновеллы для «Городка». Одиннадцатого числа сажусь за диалоги, тридцатого отсылаем серии на студию. Весь октябрь можно сразу выдрать из календаря и выкинуть в мусорную корзинку.
Пою «Когда восходит утренняя заря» [35], и во время крестного знамения вдруг что-то «хватает» меня за руку.
— Во имя Отца и Сына, — слева направо, — и Духа Святого, — повторяю я, перенося руку слева направо, с усилием перетягивая левую, грешную, сторону на правую, обращая ее на путь истинный.
После работы (две серии вчерне) — прогулка до дубовой аллеи. Почему дубы почитали как святых? Их чаще, чем другие деревья, поражала молния? Эти наши, к счастью, ударов стихии избежали, но их корни притягивают землянику и белые грибы. Теперь листья источены холодом, кроны полупрозрачные. Причудливо закрученные дубовые ветви с узлами сучьев. Они растут, словно огибая незримые преграды. Обрастают воздух, полный соперничающих духов, местных троллей. Ветки ведут с ними борьбу. Поддавшись их мощи, выпрямляются. Заключая в себя, оплетая кроной, победоносно кривятся.
В восемь смеркается. Осенняя темнота — из туч, из густой черноты полярной ночи. К северу отсюда нарастает холод и мельчают деревья — а там, глядишь, и полюс.
«Зима» — поэтическое название ежегодного ледникового периода.