Полка. О главных книгах русской литературы

Горький, по воспоминаниям Станиславского, первоначально собирался описывать «жизнь босяков», представителей городских низов без определённого занятия и места жительства. В незнании этой среды его упрекнуть трудно: в молодости у автора было много знакомых, подобных героям «На дне». Более того, считается, что у ночлежки Костылёва существует прототип — дом Бугрова в Нижнем Новгороде, который был известен достаточно широко как одно из крупнейших в стране заведений подобного рода (он был рассчитан на 700 человек — на деле же вмещал гораздо больше).

Тем не менее сомнения в соответствии ночлежки Горького реальным заведениям подобного толка выражали едва ли не все первые читатели «На дне». Толстой упрекал персонажей в чересчур литературной речи. Даже цензор, которому в руки попала рукопись пьесы, недоумевал: почему городовой вообще имеет дело с обитателями ночлежного дома? Ведь социальный статус его весьма высок; городовой в ночлежке — это попросту неправдоподобно, нечего ему там делать!

Очевидно, и труппа МХТ была не слишком удовлетворена пьесой, от которой ждали большей «документальности». Об этом один из основателей театра, Константин Станиславский, оговаривается несколько раз в «Моей жизни в искусстве». Скажем, он упоминает, что к работе над спектаклем привлекли знатока Москвы и городских низов Владимира Гиляровского[1561]. Под его руководством труппа МХТ совершила экспедицию в ночлежки Хитрова рынка[1562], где разговаривала с босяками и изучала детали их быта: как выглядят комнаты, нары, на которых спят постояльцы, что они едят и пьют (актёры принесли с собой колбасу и водку, чтобы задобрить интервьюируемых). В финале описаний путешествия на Хитровку Станиславский прямо пишет, почему они туда отправились — в поисках материала для спектакля, буквальных, зримых деталей, из которых его можно было бы построить. В самой пьесе обещанного быта, документальности не было.

Городская народная столовая на Хитровском рынке. 1910-е годы[1563]

Отчасти на вопрос, почему Горький, при всём знании жизни босяков, отказался от этих нюансов в пьесе, отвечает Иннокентий Анненский. В рецензии на пьесу он говорит, что Горький «не относится к тем бытописателям, которые стараются сблизить читателя с обстановкой изображаемых им лиц. Рисовать он, кажется, и никогда не любил, да и фантазия едва ли даёт ему такие яркие отображения действительности, какими страдал, например, во время творчества Гончаров. Романы Горького скорее идейные эскизы, связанные настоятельностью проблемы, чем искусно скомпонованные истории человеческих сердец. ‹…› Его, кажется, не особенно интересуют „типические особи человека или занимательные эпизоды“. К изображению его подводит не цепкая наблюдательность и не интерес к проблемам индивидуальной психологии, а идейные запросы его чуткой артистической природы»[1564]. Таким образом, «На дне» — не физиологический очерк и не описание быта, а скорее символистская драма о столкновении идей. Горький, так или иначе, отказывается от «знания быта» ради художественной цельности пьесы, конфликта между героями, образного ряда и т. д.

Кто главный герой пьесы?

Сам Горький чётких инструкций для театра на этот счёт не давал и никак не корректировал постановку Московского Художественного. Можно предположить, что он сознательно предлагал интерпретаторам самим выбрать центральную фигуру пьесы среди героев. С другой стороны, интерпретацию МХТ автор считал не совсем верной — в том числе из-за трактовки образов, которые он считал центральными.

По форме пьеса — набор «картин», сцен и сольных партий различных персонажей (как минимум одна есть у каждого из них). Но в одно целое её связывает именно конфликт двух антагонистов — Сатина и Луки. Поэтому только они и могут претендовать на роли главных героев. Лука заставляет героев одного за другим исповедоваться — в беседах с ним они рассказывают истории своего падения. Лука — тот стержень, на который нанизаны сольные партии второстепенных героев. Сатин же выходит на первый план только в последнем акте, который весь фактически представляет собой его монолог с отдельными репликами прочих героев.