Чехов изменил функцию ремарки: она стала не просто руководством для актёров и режиссёра (какие предметы должны быть на сцене, как двигаются действующие лица, когда они смеются или плачут), а формой присутствия повествователя, точкой зрения. Можно сказать, что Чехов принёс в драматургию прозу, сделав ремарки частью чтения, а не только спектакля. Постановщику такие ремарки помогают создать правильную атмосферу, дают возможность расставить акценты, но, конечно, не требуют следовать им буквально, часто это просто невозможно.
Почему Чехов писал для МХТ? Что у него общего с этим театром?
Сотрудничество Чехова и МХТ началось с «Чайки». Чехов написал пьесу «вопреки всем правилам драматического искусства» и в 1896 году отдал её в петербургский Александринский театр. Спектакль скандально провалился. Через два года Владимир Немирович-Данченко уговорил Чехова дать пьесу молодой, никому не известной труппе в Москве (в неё среди прочих входили Станиславский и Всеволод Мейерхольд). Там «Чайку» ждал оглушительный успех. В этот момент и стало ясно, что Чехов и МХТ созданы друг для друга: драматург реформирует драму, театр ищет новые подходы к постановке, все участники остро переживают эпоху перемен и вместе работают над спектаклями. Вдобавок к этой судьбоносной истории Чехов женился на актрисе МХТ Ольге Книппер, для которой с тех пор писал главные женские роли.
Почему Станиславский считал, что Чехов не понял замысла собственной пьесы, а Чехов — что Станиславский испортил «Вишнёвый сад»?
Хотя труппа МХТ и понимала Чехова лучше, чем другие, она всё-таки не могла забраться драматургу в голову. Двойственность чеховских текстов, особенности его юмора, отсутствие всякой однозначности регулярно становились поводами для споров. Первый конфликт произошёл, когда Чехов принёс в театр «Три сестры». Актёры плакали, а драматург недоумевал, почему они рыдают над водевилем, — впрочем, «Три сестры» в рукописи хотя бы назывались драмой. «Вишнёвый сад» сильно отличался даже от предыдущих пьес. Неотвратимо наступающее будущее виделось Чехову скорее оптимистичным при всей грусти прощания с эпохой, а Станиславский считал, что Чехов написал «драму русской жизни»: «Это не комедия… это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте. ‹…› …я боялся, что при вторичном чтении пьеса не захватит меня. Куда тут!! Я плакал, как женщина, хотел, но не мог сдержаться». Чехова злило, что Станиславский перехваливает пьесу и при этом ставит её торжественно и печально. Вероятнее всего, Станиславский просто не готов был сразу принять новую концепцию комедии, которую изобрёл Чехов.
Ольга Книппер-Чехова в роли Раневской. «Вишнёвый сад». МХТ[1572]
Суть конфликта хорошо уловил Мейерхольд, который к тому времени уже ушёл из МХТ. Он писал Чехову в письме: «Когда какой-нибудь автор гением своим вызывает к жизни свой театр, этот последний постигает секрет исполнения его пьес, находит ключ… Но если автор начинает совершенствовать технику и в творчестве своём поднимается в высоты, театр, как совокупность нескольких творцов, следовательно, творец более тяжеловесный, начинает терять этот ключ. ‹…› Так, мне кажется, растерялся Художественный театр, когда приступил к Вашему „Вишнёвому саду“. Ваша пьеса абстрактна, как симфония Чайковского. И режиссёр должен уловить её слухом прежде всего. ‹…› Когда читаешь пьесу, третий акт производит такое же впечатление, как тот звон в ушах больного в Вашем рассказе „Тиф“. Зуд какой-то. Веселье, в котором слышны звуки смерти».
Как пьесы Чехова повлияли на драматургию XX века?
В том же письме Мейерхольд писал: «Вы несравнимы в Вашем великом творчестве. Когда читаешь пьесы иностранных авторов, Вы стоите оригинальностью своей особняком. И в драме Западу придётся учиться у Вас». Он оказался прав. В XIX веке драматургия Чехова оказалась в мировом контексте «новой драмы» (не путать с «новой драмой», появившейся уже в XXI веке), которая вошла в историю тройкой имён: Август Стриндберг, Генрик Ибсен, Антон Чехов. Обновление драмы шло по пути от натурализма к символизму, а Чехов синтезировал эти крайние точки, завершив таким образом исторический поворот для всей мировой драматургии. Кроме того, пьесы Чехова считаются одним из истоков театра абсурда, который в Европе стал реакцией на перемены, вызванные Второй мировой войной. Абсурдистские пьесы демонстрировали распад причинно-следственных связей, потерянность человека в мире, лишённом привычной логики, невозможность коммуникации. Всё это уже было в пьесах Чехова, хотя и в более гуманном, менее радикальном виде. Учитывая, что Чехов не успел увидеть никаких потрясений двадцатого века, в своём угадывании развития мира на десятки лет вперёд он оказался настоящим визионером.
Почему Чехова полюбили на Западе?