Полька – тройка

– Ребята, – сказал Костя Бондарчук. – Вы же знаете, я двадцать три года прожил в Ленинграде. Работал шофёром такси, тыщу раз проезжал мимо Эрмитажа, а не был в нем. Это смешно, ребята, да?

Никто не засмеялся.

Снаружи загрохотал мотор так, что затряслись половицы. Потом хлопнула дверь, и на пороге появился Лёва Королевич. На нём был темно-синий костюм, новенькие остроносые ботинки, белоснежная рубашка с галстуком "мотылек". Загорелые Левины щеки были выскоблены бритвой до блеска, блестели и курчавые волосы; видно, он их намазал чем-то, чтобы не торчали.

– Ты чего это?… – удивленно спросил Костя.

– Стиляга! Ей-богу, стиляга! – сказал Саша.

Лёва не обратил внимания на насмешки. Он нетерпеливо огляделся. Рыжеволосая девушка в накинутом на плечи ватнике с комсомольским значком сидела за столом у окна. Рядом навытяжку стоял Сережа Красавин и с трепетом смотрел, как ее ловкие тонкие пальцы разбирают ворох его рисунков.

– Вот это мне нравится. Есть глубина. Дом, дерево, вдали курган – все на своих местах. Перспектива вам удается. Ну, а это? Разве так достают воду из колодца? Изгиб спины у женщины неестественный, скорчилась, будто у нее в животе колики. Вы ее из головы писали, правда?

– Спасибо вам… – пробормотал Сергей. – Здесь ведь, знаете, спросить не у кого.

– Ладно, хватит тебе, Серёга. Пусти-ка нас.

Его оттеснили. Художников было всего три человека, но большинству ребят интересно было посмотреть рисунки товарищей, послушать, что о них скажет приезжая. Оказалось, что тихая Вера давно художничает, но никто об этом не знал. В ее простой школьной тетрадке, как живые, расцветали степные цветы – колокольчики, ромашки, метелки крвыля, узоры для вышивки. А комбайнер Степан Лузгин – тот принес целую кипу техники. Но это были не просто намалёванные сельскохозяйственные машины. Они работали: летело зерно из бункера в кузов автомашины, утопала в хлебах крылатая жатка, ряды валков скошенной пшеницы протянулись до горизонта, а над ними – солнце, и далеко-далеко на бледном степном небе-силуэт башни элеватора. И когда это Степка успел так насобачиться?

Художницу так окружили, что Леве пришлось пустить в ход локти и плечи, чтобы протиснуться поближе; он заходил то справа, то слева, поправлял свой галстук "мотылек", переминался с ноги на ногу, но рыжеволосая не замечала его.

– Товарищи, тут много хороших рисунков! Давайте устроим выставку. Развешивайте ваши работы по стенам. Так всем будет видно, а мне легче вам рассказать, что не удалось, а что получилось и кому как работать дальше.

Предложение понравилось. Взялись за дело. И больше всех старался Лёва Королевич. Он смотался на машине к сапожнику за гвоздиками, дал молоток, помогал развешивать рисунки. А потом тихо сидел в углу и, пока художница разговаривала с ребятами, ни разу не отпустил ни одной из своих обычных шуточек, И когда выбирали Веру старостой нового кружка, Лёва тоже не вмешивался, не балагурил и вообще не трепался. И это так не похоже было на него, что Саша даже спросил:

– Послушай, Король, тебе что, нездоровится?

И тут Лёва подошел к рыжеволосой девушке и осторожно тронул ее за руку.

– Извиняюсь… Вы должны понимать, что не все имеют талант. Я, например, могу в крайнем случае нарисовать схему карбюратора, не больше. Зато я прилично танцую и сегодня даже ради выходного не хватил ни грамма. Забудем прошлое!

Лёва подмигнул Саше. Саша растянул мехи баяна, и начались танцы.

Как-то неудобно было в этом светлом, увешанном рисунками помещении лузгать семечки. А курить ребята выходили в сени. Многим, конечно, тоже хотелось потанцевать с рыжеволосой девушкой, но тут уж Лёва держал ухо востро: извиняюсь! Своими черными ласковыми глазами он так взглядывал на претендентов, что у тех сразу отпадала охота отбивать у него партнершу. А девчата поняли: в совхозе одним женихом стало меньше.

– Послушайте, если я ошибаюсь, плюньте мне в глаза, – проникновенно сказал Лёва своей партнерше, – но ведь это вы однажды ночью у Круглого брода читали стихи? Я их запомнил. Вот они:

И ты лицо подставил ветру, Ты, кто проехал полстраны…

– Ой! – сказала художница. – Вы наступили мне на ногу… – И засмеялась.

Танцевали допоздна. Не хотелось уходить из уютного зала, уж больно тут было хорошо. Даже агент снабжения Василь Семеныч, который пришел было ругаться из-за ящиков, только проворчал:

– Разве же этот бандит Лёва Королевич не мог спросить разрешения, прежде чем выбрасывать тару? Я бы сам помог… – И он пригласил тихую Веру на тур вальса.

…А назавтра художница исчезла. Рна ушла незаметно, так же, как и появилась. Вера, когда вернулась с работы, нашла на застеленной кровати записку: "Желаю успеха. Не давай захиреть кружку. Привет Леве Королевичу".