Полька – тройка

Но на того смотреть было бесполезно: Костя Бондарчук сидел за рулем в кабине бензовоза и, посапывая, крепко спал. Впрочем, и Лёва, хотя и хорохорился, еле держался на своих длинных ногах. Мы с трудом сволокли в барак его и Костю, а сами занялись разгрузкой. Бывало, что при разгрузке уронишь ящик с консервами или там рассыплешь крупу. Ничего такого на этот раз не произошло. Мы даже не пролили ни одной капли горючего, когда заправляли свои машины из Костиного бензовоза.

Восемнадцать часов проспал Костя после этого рейса, а Лёва-всего только десять. Утром, как ни в чем не бывало, вышел вместе с нами на работу. Даже и тут он ухитрился обставить своего соперника. А задаваться стал пуще прежнего.

– Мы, – говорит, – покорители безбрежной снежной целины. На нас смотрит вся страна. А я смотрю на вас, уважаемая Катерина Ильинична, и хочу поднять один вопрос: как это вам удалось сделать укол в сердце человеку, который из себя двух слов выдавить не может, а только перманентно сопит? Да еще находится в объятиях Морфея, то есть дрыхнет чуть не полные сутки после обыкновенной увеселительной прогулки на станцию и обратно?

Впрочем, подобные вопросы Лёва поднимал исключительно в присутствии Кости. За глаза он никогда не трепался о своем сопернике и не предпринимал активных действий. Они и гуляли с Катей только вместе – один при другом. Выглядело это примерно так: идет по нашей широкой совхозной улице светловолосая, красивая Катя Куликова, слева от нее топчется коренастый Костя Бондарчук, а справа – вышагивает длиннющий Лёва Королевич. Он размахивает руками и неизменно разглагольствует. Костя угрюмо молчит, а Катя лукаво посмеивается, прикрывая рот уголком голубой косынки.

Так они гуляли всегда. И даже танцевали в клубе втроем. Есть такая полька-тройка, где одна девушка крутит вокруг себя двух парней. Мы все с интересом ждали: чем же это кончится? Должна же она кого-то одного выбрать. Но Катя что-то не торопилась выбирать.

А время шло. Целина в наших краях уже, говоря по существу, перестала быть целиной: электростанцию, баню поставили, школу отгрохали в два этажа; в общем, жизнь вошла в колею. И тут произошло событие, которое, как сказал Лёва, "ознаменовало новую эру, невиданный расцвет в делах совхоза": Леву и Костю выбрали бригадирами.

Хитрый Егор Фомич знал, кого порекомендовать на эти посты. Тут уж их соперничество обострилось до крайности. Больше того – оно стало кровным делом двух бригад.

– Вымпел! Вымпел за посевную! Неужели мы отдадим его этим, извиняюсь, сопунам? – горячился Лёва.

"Сопунами" он презрительно называл ребят из второй бригады, куда ушел от нас Костя Бондарчук. Бригада у него была сплошь "зеленая" – вчерашние десятиклассники; они хватались за работу горячо, но бестолково. Им, как воздух, нужен был опытный, рассудительный бригадир, такой, как наш Костя. Но мы-то не собирались никому уступать вымпел, а особенно таким молокососам. Это был бы позор. Леля Каретникова, наша главная повариха, так и сказала своему Сашке: "Чистый позор!" – и добавила:

– Лучше тогда домой не являйся. Будешь ночевать в мастерской вместе со своими моторами, которые ты не сумел как следует подготовить.

Леля – хохлушка, и характер у нее соответственный: если что пообещала, не отступится. Другие девчата, правда, менее решительно, но тоже высказались по этому вопросу. Даже тихая Вера, смущаясь, сказала Сереге Красавину:

– Все-таки очень приятно, когда вымпел развевается на машине человека, с которым дружишь.

И только медсестра Катя Куликова не говорила ничего. Она лишь загадочно улыбалась и кокетливо поправляла свои светлые пушистые волосы. Но этого было вполне достаточно, чтобы Костя и Лёва лезли вон из кожи.

Горячие это были дни и тяжелые. В совхозе еще не вспахана была половина площади, мешали дожди. Мы хорошо помнили неудачи прошлого года. Тогда, тоже из-за ненастья, задержался сев. Пшеница созрела поздно, убирали ее до первого снега, много зерна осталось зимовать в степи. Об этом писали в газетах, говорили на всех совещаниях – в райкоме, в совхозе, в бригадах. Отовсюду приезжали озабоченные люди, выясняли, горевали, ругались.

А Лёва, наученный горьким опытом прошлой посевной, буквально надрывался:

– Как только позволит погода, мы должны эквивалентно провести сев! – кричал он,

Вряд ли Лёва знал, что именно обозначает это словечко. Впрочем, в ту весну наш бригадир так и сыпал терминами, эквивалентными понятию скорости, например: "А ну, рви когти!", "Делай короче!", "Чтобы у меня по-быстрому!", "Давай вертухайся!"

И мы "вертухались". А больше всех – сам Лёва. Изобретательность била из него, как закипевшая вода из-под пробки радиатора. К примеру, он предложил механизаторам прицепить к плугам бороны, получились одновременно и пахота, и боронование. Это высвободило несколько тракторов. Фотографию нашего бригадира поместили в областной газете. Между прочим, Лёва сразу же вырезал эту фотографию, наклеил ее на крышку своего портсигара с внутренней стороны и принялся с особым рвением угощать всех папиросами, даже девчат…