И вдруг, сразу и без перехода – так просыпаются дети – Сумаэль дернулась и кхекнула, изливая воду, потом сипло втянула в себя полвдоха и выкашляла воду опять.
– Боги! – Ошарашенный Ральф сделал шаг назад.
Ярви был изумлен не меньше его и уж точно никогда раньше не был настолько рад пригоршне холодной рвоты в ладони.
– Отпускать меня собираетесь? – прохрипела Сумаэль, ее глаза закатывались вбок. Джойд выпустил ноги девушки, и та скорчилась в снегу, оттягивая ошейник, кашляла и отплевывалась – и ее начала колотить жестокая дрожь.
Ральф глазел, рот раскрыв, будто стал свидетелем чуда.
– Ты – просто чародей!
– Служитель, – проурчал Анкран.
Ярви не желал, чтобы все ковырялись в его ранах.
– Ее нужно согреть.
Они мучились, пытаясь высечь огонь небольшим кресалом Анкрана, рвали с деревьев мох на трут, но все вокруг было влажным, и несколько искр так и не занялись. Каждый по очереди пробовал браться за кремень, а Сумаэль смотрела горящими, как при лихорадке, глазами и дрожала все сильнее, пока не стало слышно, как хлопает ее одежда.
Джойд, который некогда каждое утро растапливал печи в пекарне, ничего поделать не смог, ничего не смог и Ральф, который разводил костры на всех побережьях моря Осколков в ливень и шквал, и даже Ярви предпринял заранее обреченную попытку, стискивая кресало бесполезным обрубком, пока не изранил все пальцы под шепот молитвы Анкрана Тому, Кто Возжигает Пламя. Но боги на сегодня покончили с чудесами.
– Может, выкопаем укрытие? – Джойд покачнулся на корточках. – Как в тот раз, в метель?
– Снега не хватит, – ответил Ярви.
– Тогда сложим из веток?
– Снега чересчур много.
– Идем дальше, – Сумаэль неожиданно оказалась на ногах, ее шатало, за спиной шлепнулся в снег кафтан Ральфа – слишком большой для нее.
– Очень тут жарко, – произнесла она, разматывая парусину на ладонях, ткань заколыхалась на ветру. Она рванула на себе ворот сорочки и потянула цепь на шее:
– Платок слишком тугой. – Она ступила вперед: один заплетающийся шаг, другой – и рухнула плашмя, лицом прямо о наледь.
– Идем дальше, – прошамкала она в снег.
Джойд бережно перевернул ее, поставил прямо и обхватил одной рукой.
– Отец тебя ждать долго не будет, – зашептала она, от синих губ поднялась тоненькая струйка пара.
– У нее голова застужена. – Ярви приложил руку к ее дряблой, неживой коже и почувствовал, как руку трясет. Он откачал Сумаэль, но без огня, без пищи зима все равно заберет ее за Последнюю дверь, и этой мысли, он понял, ему не выдержать. Что они без нее будут делать?
Что без нее будет делать он?
– Делай же хоть что-нибудь! – по-змеиному зашипел Ральф, хватая Ярви за руку.
Что же? Ярви прикусил лопнувшую губу и уставился в лес, словно среди голых стволов мог показаться ответ.
Он недоверчиво прищурился, затем оттолкнул Ральфа и поспешил к ближайшему дереву, стягивая обмотки со здоровой руки. Он сорвал с коры какой-то рыже-бурый клок, и истлевшие угли надежды вновь засверкали искрами.
– Шерсть, – пролепетал Анкран, поднимая еще клок. – Здесь проходили овцы.
Ральф вырвал комок у него из пальцев.
– Куда их гнали?
– На юг, – заявил Ярви.
– Откуда ты знаешь?
– Мох растет с подветренной, западной стороны деревьев.
– Овцы означают тепло, – сказал Ральф.
– Овцы означают еду, – сказал Джойд.
Ярви ничего не сказал. Овцы означают людей, а люди могут быть настроены по-разному. Но чтобы оценить выбор, нужно, чтобы было из чего выбирать.
– Я останусь с ней, – объявил Анкран. – Если получится, приведите подмогу.
– Нет, – отозвался Джойд. – Мы идем вместе. Теперь мы все – одновесельники.
– Ее кто понесет?
Джойд пожал плечами:
– Раз надо таскать мешки – не хнычь, а начинай перетаскивать. – И он просунул руки под Сумаэль и, поднимая ее, скорчил гримасу. Лишь самую малость запнулся, а потом приткнул подергивающееся лицо девушки к своему плечу, и без лишних слов, с высоко поднятой головой, тронулся в путь на юг. Сейчас она – невелика тяжесть, но голодному, промерзшему и усталому – такому как Ярви – это казалось невероятным подвигом.
– Я пожил на свете. – Ральф оторопело пялился на спину Джойда. – Но такой замечательной картины отродясь не видал.
– Я тоже. – Ярви встал на ноги и споро посеменил следом. Как теперь у него хватит совести жаловаться, колебаться и медлить, когда прямо перед ним такой пример силы и стойкости?
Как на это хватит совести у любого из них?
Доброта
Они сбились в кучу в промозглом подлеске и глядели на хутор.
Одна постройка была каменной и до того древней, что просела глубоко в землю. Над занесенной сугробами крышей вился тонкий гребешок дыма. У Ярви наполнился слюной рот и поползли мурашки, когда воспоминания о тепле и ужине проступили из тумана. Другая постройка, хлев, откуда нечасто и приглушенно блеяли овцы, была, кажется, перевернутым корабельным остовом, хотя как его затащили так далеко в глубь суши, нельзя было и представить. Остальные, сараи из нетесаных бревен, почти целиком скрылись под навалами сугробов, а промежутки меж ними перекрывала изгородь с заостренными кольями.