Полкороля

– А этот в особенности. Им понадобилась помощь кого-то, кому бы он доверял. – Ярви снова придвинулся, на лицо пахнуло теплом очага. – И вот они втолковали бронзовокрылому орлу послание. Король умрет. И отправили его служителю этого короля.

Мать Гундринг сморгнула и осторожно проглотила чай.

– Непросто решиться дать служительнице такое задание – убить человека, которому та присягнула на верность.

– А не присягала ли та на верность заодно и Верховному королю со своею праматерью?

– Все мы давали такой обет, – прошептала мать Гундринг. – И ты – среди нас, брат Ярви.

– Ох, я-то и шагу не ступлю, не затронув той или иной клятвы: понятия уже не имею, какую из них предпочесть. Эта служительница столкнулась с той же бедой. Но хоть король и восседает между богами и людьми – Верховный-то король сидит между богами и королями. А попозже, если получится, усядется и повыше. Она знала – тот не примет отказа. И вот служительница подготовила план. Поменять короля на куда более разумного братца. Убрать наследника, с которым одни хлопоты. Обвинить во всем давнего недруга с крайнего севера, куда люди цивилизованные не забредают и мысленно. Сообщить, что от другого служителя прилетел голубь с предложением мира, и завлечь своего вспыльчивого государя в ловушку…

– Возможно, то было меньшим злом, – возразила мать Гундринг. – Возможно, будь по-иному, и Матерь Война распростерла бы кровавые крыла по всему морю Осколков.

– Меньшее зло и большее благо. – Ярви сделал долгий вдох – глубоко в груди, кажется, кольнуло, и он подумал о черных птицах, что пялились из клетки сестры Ауд. – Только у того служителя, который якобы виновен во всем, не бывает голубей на посылках. Только вороны.

Мать Гундринг замерла, не донеся до рта чашку с чаем.

– Вороны?

– Очень часто из-за ничтожного упущения великий замысел целиком рассыпается в прах.

– Беда с этими мелочами. – Зрачок матери Гундринг дрогнул, когда она опустила глаза на чай и сделала длинный глоток. Потом они какое-то время сидели молча, лишь уютно потрескивало пламя да порой из очага вырывалась редкая искорка.

– Не сомневалась я, что в свое время ты распутаешь этот узел, – проговорила она. – Но не настолько скоро.

Ярви усмехнулся.

– Не до того, как погибну в Амвенде.

– Не по моей воле, – сказала старая служительница. Та, что всегда была ему вместо матери. – Ты должен был отправиться на испытание, отказаться от наследования и в свое время занять мое место, как было нами обговорено. Но Одем мне не верил. Он слишком решительно взялся за дело. И я не смогла помешать твоей матери возвести тебя на Черный престол.

Она горько вздохнула.

– И праматерь Вексен непременно была бы довольна подобным исходом.

– И вы позволили мне ступить прямо в Одемов капкан.

– Сожалея всем сердцем. Я рассудила, что так причиню наименьшее зло. – Она отставила от себя пустую чашку. – Так чем же заканчивается сказание, брат Ярви?

– Оно уже окончено. Сожалею всем сердцем. – Он посмотрел сквозь пламя прямо в ее глаза. – Увы, отныне – отец Ярви.

Старая служительница нахмурилась – сперва на него, потом на чашку, которую он ей поднес.

– Корень черного языка?

– Я дал клятву, мать Гундринг. Клятву отмщения убийцам отца. Пускай я и полумужчина, но клятву я исполню целиком.

Тут огненные завитки в очаге мигнули и встрепенулись, озаряя оранжевыми бликами пузырьки и склянки на полках.

– Твой отец и твой брат, – натянуто проскрипела мать Гундринг. – Одем и его люди. И так много прочих. А теперь Последняя дверь открывается предо мной. И все… из-за каких-то монет.

Она открыла рот и покачнулась, заваливаясь на очаг. Ярви вскочил и осторожно поддержал ее под руку своей левой, а правой пододвинул подушку и бережно усадил обратно в кресло.

– Похоже, монеты – самое убийственное оружие.

– Мне так жаль, – прошептала мать Гундринг. Ее дыхание становилось прерывистым.

– И мне. Никому не жаль так, как мне, – обойдите весь Гетланд.

– Лукавишь. – Она едва улыбнулась, слабея. – Из тебя, отец Ярви, выйдет отличный служитель.

– Буду стараться, – промолвил он.

Она не ответила.

Ярви с трудом втянул воздух, и прикрыл ей веки, и сложил ее иссохшие руки, и в тошноте, в измождении, обмяк на своем стуле. Так он и сидел, когда с грохотом распахнулась дверь и фигура входящего запнулась о порог, задевая связки сухих растений, закачавшихся, словно висельники.

Один из юных воинов, новичок в дружине, сам едва закончивший испытания. Еще моложе, чем Ярви, – свет очага полз по его безбородому лицу, когда тот, медля, ступил в покои.

– Король Атиль просит своего служителя прибыть на аудиенцию, – сказал он.

– Неужто просит? – Ярви сомкнул пальцы здоровой руки на посохе матери Гундринг. На своем посохе: эльфийский металл приятно холодил кожу.

Он встал и выпрямился.

– Передайте государю, что я иду.