Полковник

Но все это, так сказать, поэзия, в которой так приятно уноситься, словно сам летишь на том «Летучем», а практически, за что ни возьмись, отношение к кораблю с таким непривычным названием, мягко говоря, было в те годы застойные настороженным. Лучше всего выразил это однажды знакомый милиционер, когда пришлось товарищу Мурасееву иметь дело с милицией. Это, естественно, было еще на заре возникновения платной стоянки, когда ни сигнализации, ни колючей проволоки, всего одна собачка, к тому же — неученая! И конечно же злоумышленники тут же сперли приемник с седьмого места. И правильно сделали! Раз у тебя ни проволоки, ни сигнализации… Ну так вот, милиционер ему прямо тогда и сказал: «Знаешь, Владимир Георгиевич, было б это дело государственное, меня бы заставили, а так, сам понимаешь, дело это частное, охота мне связываться — нет! Если б я с этого еще какой навар имел, а так…» И он прав, конечно… много, ой как много еще и сейчас неотлаженного в механизме платной стоянки. Вот хотя бы взять такую мелочь: на собак надо платить, а не платят! Опять добиваться надо, ходить, просить… Добьется товарищ Мурасеев, устранит еще одну шероховатость, добротнее, качественнее станет стоянка. Но ведь в принципе-то, несмотря на ветер перемен, отношение к ней меняется с трудом. Даже комбинат, наконец-то созданный по подробным разработкам товарища Мурасеева, мало что изменил к лучшему. А ведь почти год бессонных ночей, нервотрепка — вот куда здоровье уходит! Понятно, что теперь в результате всего этого есть мощная надстройка, вроде головы, над всем этим — комбинат. Но зайди туда — и ведь (ей-ей) плюнуть хочется! Маленькая комнатка, четыре стола, тесные проходы между ними, и уже шесть человек с большими портфелями: начальник комбината, зам, главный инженер, главбух, начальник производственного отдела и начальник снабжения. Шесть человек на четыре стола, вот и ждут — один уйдет по делам, второй скорей портфель на стол ставит. И с горечью видит товарищ Мурасеев, что ничего из этой головы не вышло. Наоборот, получилось, что вроде бы и не автостоянка создала, из своих соков выжала, из своих кровных эту надстройку обеспечила, а наоборот — сам комбинат создал стоянку! Такая уж там сразу атмосфера покровительственно-бездеятельная воцарилась, ну хоть стой — хоть падай! Пробираясь меж столами, ворчит товарищ Мурасеев: «Деньги берете, а чем мне стоянку чистить? Завалит снегопад, не выехать, а чем владелец виноват, он платит, а помощи от вас как от козла молока!» Нет, надо было срочно что-то придумывать, чтоб в принципе изменить отношение к платной стоянке людей, привыкших во времена застоя к иному — убого заорганизованному, то есть государственному отношению ко всему вокруг. И товарищ Мурасеев давно бы придумал, но одна заноза в душе мешала. Заноза — это тщательно скрываемое от всех, даже от жены, это неприлично-элементарное — отсутствие собственной машины. А ведь действительно, получается черт знает что! Создатель всего этого благополучия, душа и сердце, так сказать, этой великой справедливости — сам-то не имеет ни души, ни сердца, до сих пор не имеет товарищ Мурасеев собственной машины! Купить? Но как?! Как купить, когда оклад у завстоянкой 98 рублей 80 копеек. Даже с пенсией не так и много. Попользоваться же лично для себя, как, скажем, другие заведующие стоянками, — для товарища Мурасеева исключено! Дело всей жизни может быть лишь тогда высоким, чистым и благородным, когда на тебе самом — создатель! — ни пылинки, ни соринки. Глупая баба, то есть жена, без конца сторожам звонит, якобы передать, что купить ему, когда на обед пойдет. Но он-то отлично понимает: ревниво проверяет, где он, что он, уж не с другой ли? Ей кажется, так много времени можно уделять лишь другой женщине. Тем более за последние три года товарищ Мурасеев не то чтобы поохладел к жене, нет. Здоровье-то с этой стояночкой — тю-тю, чего греха таить. Но не объяснять же это женщине! Это даже и оскорбительно. Просто приказал ей раз и навсегда на платную стоянку номер один не звонить! И… и поэтому взять денег у жены на покупку машины никак нельзя. Свои откладывать, лет пять копить (на «Запорожец» хотя бы) — тоже нельзя. Все ж при всех обстоятельствах надо оставаться мужчиной, добытчиком для семьи, для очага. Вот и нет у него до сих пор машины, да, пожалуй, как ни печально, и не будет никогда. Он даже к этому внутренне как-то притерпелся, словно бы все само собою как-то утрясется, словно кто-то подарит ему машину. Но как это всё может утрястися, кто это такой добрый в наше время найдется?! Чушь собачья! А вот ведь подмывает в душе, особенно в ночное время, скребет: а заслужил или не заслужил он это главное право! Без которого не быть ему никогда в этом прекрасном автомобильном храме! Вот ведь что гложет товарища Мурасеева, вот что мешает думать о коренном изменении окружающего отношения к великой его идее. А думает он об этом день и ночь: как же ему доказать очевидное, как же наделить свое детище всеми правами, как из пасынка превратить в родного ребенка… самому отцом родным детищу стать… Да, собственно, она сама-то, машина, ему и не нужна, товарищ Мурасеев твердо знает: «Пешком ходить — долго жить!» Но ведь машина нужна для идеи, а ради идеи можно не пешком ходить, а на машине ездить… хотя бы и во вред здоровью… И так уж не так много и осталось… лет до семидесяти хотя бы дотянуть ему… И вот надо же — думал, голову ломал, строил логические цепи заключений и доказательств, историю легкового транспорта изучал, в архивах копался, а все лежало так близко! Действительно, — гениальное всё просто! Надо лишь сменить название корабля и вместо «Автовладелец» написать «Автолюбитель»! Мало того, что к кораблю с таким названием другое отношение. Никто не остановит грязными подозрениями, а товарищ Мурасеев — автор и творец идеи — будет иметь на него полное право, в самой лучшей каюте!