А запах? Особенно когда ветер с поля. Им ведь в этом амбре приходилось находиться постоянно. Тем более что регулярно постреливала артиллерия. Лёгкая полевая преимущественно. Потому что другой в австро-венгерских дивизиях практически не было. Но и взрывы 76–77-мм снарядов – не фунт изюма. Даже если они где-то в стороне разрываются и не могут тебя убить или ранить. Всё равно – ничего хорошего. Как и регулярно прилетающие комки земли, иногда с фрагментами тел, и резкие звуки взрывов…
Максим 4 июня выбрался на передовую позицию, чтобы осмотреться. Незадолго до последней атаки. Той самой, которая захлебнулась на первой стрелковой позиции.
Стояла удивительная пора. На какое-то время даже раненые в целом замолчали. Лишь лёгкий туман, стелющийся по самой земле, закрывающий поле боя. Пришлось выбираться на бруствер, чтобы подняться над этой пеленой и хоть что-то увидеть.
В этот момент-то и произошёл выстрел.
Видимо, кто-то из раненых попытался отомстить и захватить с собой на тот свет хотя бы ещё одного врага. Но Максим вновь удачно отвлёкся, и пуля лишь чиркнула его по внешней стороне бедра. Он покачнулся и, чтобы удержать равновесие, шагнул вперёд. Да так и покатился, свалившись с валика бруствера.
К нему выбежали несколько бойцов, пытаясь вытащить. Помогли подняться. И тут начался артналёт, предваряющий наступление австро-венгров. Снаряд разорвался где-то за первой линией траншей, и осколок попал Меншикову прямо в лоб. Но уже на излёте и мелкий. Так что, пробив кожу и забившись под неё, он успокоился.
Выглядело всё это необычно. Осколок был небольшим и пробил в коже компактное отверстие, вздыбив края раны. Со стороны такое ранение очень напоминало пулевое. Словно пуля пробила лоб с летальными последствиями. А Максим был жив. Даже сознание не потерял, выглядя в глазах окружающих удивительно и жутко.
Одного из бойцов, что выскочил ему на помощь, убило наповал, разворотив голову крупным осколком. На глазах окружающих. Что только добавило мистики фигуре Меншикова. Итальянцы ведь общались с русскими. Где-то офицеры знали язык, где-то обходились всякого рода эрзац-переводчиками – например, через английский, французский или немецкий. Поэтому за эти дни итальянские солдаты очень неплохо осведомились о том фольклоре, что бытовал в полку относительно их командира. Приукрашенном и дополненном, само собой. Так что это появление Меншикова с дыркой во лбу их не смутило. А что тут такого? Он же не человек. Может, ему так и надо? Кто их, этих эльфов, разберёт?
Осколок вынули. Голову забинтовали. Но народная молва от того меньше не стала, на ходу обрастая деталями.
Максим же сидел на раскладном стуле и чуть не плакал от чувства бессилия и раздражения. Он катился в пропасть внутреннего духовного кризиса.
Он был жив. Снова жив. Мог бы уже погибнуть. И не раз. По глупости. Странно и непонятно. Жив случайно. Словно кто-то в последний момент или его поворачивал, или руку врага отводил. Даже тот осколок, что убил парня там на бруствере, должен был достаться ему. Но нога подвернулась, зацепившись за камень, и его потащило в сторону. В итоге ему досталась странная, но царапина, а тому парню – смерть. Очень показательная смерть.
Наш герой вырос удивительно бездуховной скотиной, лишённой всяких мистических порывов. Разве что в форме сатиры. Он не верил ни в бога, ни в дьявола. Он не считал, что у природы есть что-то, кроме безумных, бесстрастных и бессловесных естественных законов, лишённых всякой одухотворенности и личности. Он никогда не верил в высшие силы, но теперь он не знал… его уверенность уплывала как взломанный по весне лёд.
Зачем он здесь?
Как он смог провалиться в прошлое?
Почему удивительные случайности оберегают его жизнь и судьбу? Так ведь не бывает, чтобы из года в год пули и осколки летели мимо… чтобы из года в год он выживал несмотря ни на что. Вот и сейчас. Казалось бы – три ранения. Три раза он прошёл по грани жизни и смерти, лишь чудом выжив. Как так? А успехи в делах? Он ведь рисковал. Продумывал, просчитывал, но играл-то «от бедра». Однако выигрывал. Почему? Кому понадобилась эта пешка на шахматной доске или зачем?
– Максим Иванович, разрешите доложить, – подбежав, козырнул вестовой. Очень бодрый и весёлый. Вон глаза светились.
– Докладывайте, – пустым, лишённым всякой страсти и жизни голосом ответил Меншиков.
– Мы победили! Максим Иванович! Победили! Пришла телеграмма из Рима – командующий австро-венгерской армией на Западном фронте подписал капитуляцию. Мы устояли!
– Устояли… – едва слышно произнёс Меншиков, уходя ещё сильнее в тоску. Очередная победа. Славная победа. Но зачем? – Ступайте к Андрею Петровичу. Передайте мой приказ – пусть свяжется с полевым командованием австро-венгров. Нужно оказать помощь раненым.
– Слушаюсь! – вытянувшись, гаркнул вестовой, повторил приказ и умчался его сообщать адресату.
– Максим Иванович, вам нехорошо? Голова кружится? – осторожно спросил врач, наблюдавший за сменой повязок. – Мне не нравится ваш вид. Совсем осунулись.