Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

— У-у-у, на нее никто не польстится! Хромая, горбатая, страшная! Как ее только в армию взяли?!

— Вот, — заключил врач, — это две девушки у нас в полку.

Глава восемнадцатая Самый долгий полет

О работе самолетных переговорных устройств некоторые летчики в годы Великой Отечественной отзывались не очень хорошо. А у нас на «Ил-4» СПУ работало отлично, да и как иначе, ведь без него мы ничего не могли сделать. Допустим, если при обстреле осколком перебьет проводку, то я уже стрелкам ничего не скажу. Использовать пневмопочту я мог только со штурманом. Да и то, если я правильно помню, мне ни разу не приходилось прибегать к такому способу общения. Дело в том, что у меня как раз внизу находилась дверка в кабину штурмана. Он ее, если что, открывал, и мы переговаривались. С таким общением у меня связаны одни из самых тяжелых моих воспоминаний.

Это было, когда мы летели на Инстербург (ныне, кажется, Черняховск). Так получилось, что, когда мы зашли на цель, Аркашка навел бомбы, и в последний момент, когда он уже положил палец на кнопку, его вдруг поймало штук пять прожекторов. Представьте, такой поток света в открытые глаза. Мой штурман мгновенно ослеп, но успел сбросить бомбы. И только я отошел от цели, он высунулся ко мне в окошечко. Ох, увидел я тогда его пустые, бессмысленные глаза. Это было хуже, чем любая зенитка или истребитель. До сих пор вспоминать страшно, как Аркаша кричал: «Леха, я ничего не вижу!» Но вскоре он собрался, сказал почти спокойно: «Командир, на обратном пути держи курс 140, потом чуть влево». Мы его, слепого, привезли домой, отправили в Москву, в госпиталь Бурденко. Он там месяца полтора-два пролежал, а потом, слава богу, вернулся в полк. Я тогда спросил его: «Аркаш, ну как ты?» А он, угнетенный, протянул мне свою медицинскую книжку. Там запись оказалась такая, какую только в войну могли сделать. Читаю сначала: «К летной работе не годен». Точка. Что делать? А он говорит: «Ты читай дальше». Я читаю, там продолжение: «Летать может на усмотрение командира». Я быстренько потащил Аркашу к командиру полка. Тот радостно встретил нас: «О, Черкашин вернулся!» Прочитал медицинскую книжку и спрашивает меня: «Ну и как, командир, на твое усмотрение?» Отвечаю: «А каким оно может быть? Сегодня идем на КП получать задание!» — «Правильно!»

Вот как получилось. А в Аркашкино отсутствие я преимущественно летал с комиссаром нашего полка Колей Куракиным. Он к нам пришел не из авиации, но работе штурмана научился у нас в полку. Мы его вывозили, допустили до полетов, потом дивизионная комиссия его проверила и официально ему сделала допуск в качестве штурмана. Надо сказать, Коля был молодец, мы его уважали. Он не стал кичиться тем, что он подполковник, а сразу начал летать на ознакомление. Со мной он очень много летал еще при Аркашке. Бывало, вместе полетят, и Аркашка весь полет ему объясняет, что и как, даже через некоторое время начал давать Куракину на цель заходить. И получился из Коли хороший штурман. Я с ним вылетов десять сделал, пока Аркашки не было. Но с Аркашкой, конечно, я ощущал себя спокойнее. Мой самый долгий за годы Великой Отечественной войны полет прошел именно с ним и состоялся, как всегда, совершенно неожиданно. Мы пришли на командный пункт, ждали постановки задания, но тут штурман полка вошел первым и сказал:

— Убирайте карты центрального фронта, раскладывайте Венгрию. Мы сегодня начинаем бомбить Будапешт!

Мы переспросили удивленно:

— Что бомбить?!

И начали прикидывать. Я отреагировал первым:

— Так это ж надо будет перемахнуть через Карпаты!

— Да, через Карпаты. Пойдете на высоте пять тысяч через горы.

«Мать честная, — подумал я, — это придется сейчас на стоянку срочно отправляться, чтобы техники кислород проверили. Мы ж обычно без кислорода ходим. А здесь без него будет невозможно на такой высоте…»

Потом пришел командир полка Василий Алексеевич Трехин, спросил нас:

— Вам Чепель — ничего не говорит название?

Послышался чей-то голос:

— Чепель?! Там же знаменитые металлургические заводы.

— Да. Чепель — это остров на Дунае. И почти на весь остров растянулся Чепельский металлургический комбинат, который поставляет в немецкую армию массу металла и соответствующих изделий. Это центр промышленности всей Венгрии. А чем скорее Венгрия выйдет из войны, тем скорее фашистская Германия останется без единого союзника.