Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

Впрочем, именно на Кенигсберг мне довелось летать днем под прикрытием истребителей. Хотя в полном смысле прикрытием это нельзя было назвать, к самой цели они не подходили. Правда, в этом и не было нужды. Мы шли строем (очень необычно для дальней авиации в тот период), я был в правом звене внутренним ведомым. И, скажу откровенно, особенного удовольствия от бомбометания я не получил. Больше старался держаться в строю и сохранять дистанцию, чем смотрел кругом. Тем более что нам объявили: будет прикрытие, спокойно идите на цель. Кроме того, бомбить надо было, ориентируясь на ведущего. Только у него пошли бомбы, наши штурманы тут же нажали на кнопки сброса. То есть за все девять самолетов прицеливался один ведущий штурман. И получалось, что девять самолетов накрывали землю довольно кучно. У каждого было по десять-тринадцать бомб, среди них и ФАБ-250, ФАБ-500. В результате удар получился колоссальный, было сброшено где-то по 15 тонн с каждой девятки. Какое укрепление здесь устоит? Мы отбомбились все сразу и повернули домой. Когда самолеты оказались над нашей территорией, ведущий покачал крыльями, и мы разошлись. Посадка на аэродром проходила уже в одиночном порядке.

Полет получился абсолютно благополучным. А вот до этого, в ночной вылет, под Кенигсбергом наш самолет в очередной раз едва не сбили. Фрицы по мне врезали из нескольких зенитных батарей. У меня давление масла упало на ноль. Я глянул на левую плоскость, и точно, заливает все маслом. Значит, подбит мотор. Я сразу его выключил. Спросил у Аркашки: «Куда будем садиться?»

А в Пруссии только что освободили от немцев ряд аэродромов, и туда перелетели истребители нашей фронтовой авиации. Вот мне Аркашка и предложил: «Рядом Хайлегенбайль». Мы туда благополучно сели. Истребители нас встретили прекрасно. Мы осмотрели свою машину. Слава богу, мотор оказался цел и невредим, а осколок попал в компрессор, который накачивает сжатый воздух, и перебил масляную трубку. Я тогда спросил, как мне связаться с дальней авиацией. Мне дали телефон, я дозвонился в штаб и попросил, чтобы передали в Польшу, в 8-й авиакорпус дальней авиации, в любую часть (там все равно сразу нам передадут), что Касаткин из 30-го полка сел на вынужденную на аэродроме Хайлегенбайль. И, мол, требуется компрессор сжатого воздуха и трубка подвода к нему.

Надо сказать, что когда мы оказались в Хайлегенбайле, с момента его освобождения прошло всего 5–6 дней. Мы спросили у местных летчиков, можно ли нам пройтись по городу. Нам ответили, что это вполне безопасно, в городе уже все проверено и даже местного населения практически нет.

— В худшем случае вы на труп какой-нибудь неубранный наткнетесь, — заверил нас бравый истребитель.

— А чей труп, наш или немецкий? — уточнил я.

— Конечно, немецкий. Наши уже все убраны, похоронены.

Это меня порадовало. Что примечательно, во время прогулки по городу меня действительно подозвал один из наших стрелков: «Командир, иди сюда!» Я увидел оторванную, уже начавшую гнить человеческую руку.

Мы пошли дальше, и вскоре меня поразили груды валявшихся на тротуарах красных перин. Кто и зачем их выбросил на улицу, почему они были именно такой расцветки — обо всем этом я не знаю до сих пор. Посмотрели мы на них и вскоре решили возвращаться на аэродром. Однако тут моему Гошке пришло в голову, что неплохо бы нам подобрать и взять с собой пуховые подушки. Я согласился, и мы набрали столько, чтобы досталось каждому из нас, да еще по одной для Яши Глушакова и Воробушка. Плюс к тому, еще две или три перины прихватили. Шиковали с Аркашкой, лежа на них, и удивлялись, почему эти перины пышные, но жиденькие. Потом мне объяснили, что такими накрываются, а не спят на них.

Буквально на следующий день после прогулки прилетел наш незаменимый Гриша Иншаков на «Си-47». Он привез механиков, техников и даже стремянки и масло. Я удивился: «Зачем стремянки и масло, здесь же целый полк?!» А они на всякий случай взяли, чтобы подстраховаться. Компрессор мне поставили, заправили его маслом из маслозаправщика на аэродроме, и я смог благополучно взлететь.

Вскоре за Кенигсбергом мы бомбили Данциг. И это была моя вторая дневная бомбардировка. Однако на этот раз летели мы уже без прикрытия и только до цели шли строем, а над Данцигом все разошлись и каждый самостоятельно выбирал цель. Полет прошел спокойно, немецких истребителей там не было, а несколько зенитных батарей существенного вреда никому не нанесли. Немец уже был не тот.

Что запомнилось тогда? Данциг был закрыт каким-то дымом, зато прекрасно просматривался порт, видимо, ветер дул со стороны моря. Штурман сразу мне предложил не сбрасывать бомбы на город, на мирных людей, а ударить по вокзалу, который как раз был неподалеку от портовых сооружений. Мы так и сделали. И так удачно наши ФАБы легли, что сразу сильный взрыв прогремел. Через тридцать секунд там снова что-то взорвалось и загорелось. Скорее всего, мы попали в железнодорожные цистерны. Уже домой повернули, а взрывы там все продолжались.