Вслед за этим он, сопя и фыркая от смеха, принялся накладывать на глаза Крячко толстую повязку из какой-то шершавой ткани. От толстяка ощутимо разило смесью самых убийственных ароматов – пропотевшей одежды, пива и прогорклых чипсов. Крячко на секунду задержал дыхание. Когда толстяк закончил свою работу и отодвинулся, стало чуть полегче.
Теперь Крячко абсолютно ничего не видел, но его фотографическая память уже запечатлела в голове портреты его спутников. Кроме толстяка, которого тут называли Колюней, в машине находились Платон, суровый, немногословный, но чем-то неуловимо к себе располагающий мужик лет сорока пяти, равнодушный «качок» по кличке Рэмбо и абсолютно лысый водитель, откликавшийся на имя Марафет. Микеши, который свел Крячко с этими людьми, уже не было – он отвалил так же незаметно, как это всегда делал.
– Готово? – услышал Крячко спокойный голос Платона. – Тогда поехали, Марафет!
Машина тронулась. Крячко, поняв, что все дальнейшее мало от него зависит, откинулся на спинку сиденья и постарался максимально расслабиться. Над его ухом раздался характерный щелчок зажигалки, и запахло табачным дымом.
– Сигаретку бы! – негромко сказал он.
Тотчас в его губы ткнулся обрез сигаретного фильтра, и Колюня сказал сочувственно:
– Это всегда пожалуйста! Без курева, говорят, ухи пухнут… Только сослепу себе яйца не спали! – Он опять удовлетворенно захохотал и от избытка чувств хлопнул Крячко по спине.
От толчка тот действительно едва не выронил изо рта зажженную сигарету, но успел вовремя зажать ее губами.
– Зачадили! – недовольно проговорил Платон, но запрещать курение не стал – видимо, тоже беспокоился за состояние органов слуха Крячко.
Больше никто из сидящих в машине не произнес ни слова, и у Крячко появилась возможность спокойно обдумать положение, в котором он оказался. А подумать было необходимо, потому что такого скорого развития событий он и сам не ожидал.
Максимум, на что он рассчитывал, отправляясь на встречу у памятника Пушкину, – это на некое предварительное собеседование, эдакое прощупывание его потаенных мыслей и намерений. Он справедливо полагал, что у людей Сомова должно возникнуть естественное недоверие к чужаку, и они захотят убедиться, что их не водят за нос. Поэтому на встречу он шел с легким сердцем.
Первая неожиданность ждала его в подземном переходе, ведущем к станции метро «Чеховская», по которому он без десяти минут десять безразлично шаркал подошвами, изо всех сил вживаясь в роль растоптанного жизнью человека. Вокруг тоже шли люди, их было еще довольно много, и можно было даже сомневаться, что в людском потоке его старания окажутся кем-то замеченными. Однако природная осторожность не позволяла Крячко выходить из образа ни на секунду.
И, как оказалось, чутье его не подвело. В один прекрасный момент он неожиданно ощутил легкое прикосновение к своему плечу и, обернувшись, узрел рядом улыбающуюся физиономию Микеши, который, задрав голову, заговорщицки смотрел на него снизу вверх.
На Микеше был все тот же костюм и яркий галстук – только теперь для разнообразия пиджак был застегнут на все пуговицы. Покачиваясь с пятки на носок, Микеша довольно рассматривал Крячко.
– Ты? – удивленно произнес тот.
– Само собой, я! – радостно ответствовал Микеша. – А ты ожидал увидеть здесь английскую королеву?
– Нет, но я как-то не думал, – пробормотал Крячко. – Я думал, у памятника…
В душе же он возрадовался своей предусмотрительности и тому, что Гуров не стал его сопровождать. Эта тактика полностью себя оправдала – неизвестно, как давно Микеша выслеживал его. Малейший промах – и встреча могла сорваться.
– У памятника, у памятника! – подтвердил Микеша. – Сейчас туда и пойдем. Я просто иду, смотрю – ба! Вот решил, что вдвоем веселее. Вдруг, думаю, Антоша забыл, где тут у нас Пушкин! – Его лицо сморщилось в приступе жизнерадостной улыбки.
Они поднялись наверх и вошли в скверик у памятника. Почти сразу же навстречу им шагнул широкоплечий, коротко стриженный мужчина с лицом, будто вытесанным из светлого камня, с уверенными, стального цвета глазами. Он представился Платоном и пожал Крячко руку. Ладонь у него была сухой и крепкой, как дерево.
– Тебя Антоном зовут? – уточнил он. – Микеша мне про тебя рассказывал. У тебя неприятности. Попробуем помочь. Главное, чтобы ты сам хотел себе помочь. Остальное приложится.
– Я хочу, – лаконично сказал Крячко.
– Это хорошо, – кивнул Платон. – Значит, будем разговаривать. Пойдем.
Крячко беспрекословно подчинился. Платон широким шагом, не оглядываясь, пошел прочь. Крячко поспешил за ним и не сразу понял, что Микеша тем временем бесследно исчез. Крячко даже не успел подумать, хорошо это или плохо, как Платон привел его в переулок, где стояла машина.
– Садись! – распорядился он.
В «Жигулях» распахнулась дверца, и наружу выбрался парень в черном. Под одеждой у него перекатывались огромные клубки мышц. Крячко он показался похожим на робота, но, как скоро выяснилось, товарищи видели в нем скорее Рэмбо.